Освобождение - [18]

Теперь за окном был уже дуэт.

Дама рыдала, рычала в бешенстве и ругалась самыми подлыми словами на, как минимум, восьми языках, четырех из них мертвых, богохульствовала и отбивалась от успокаивающего ее кавалера. Жалкий лепет самого папаши Бризака служил тихим аккомпанементом к этой буре страстей.

Затаившуюся под окном тень все эти водопады оскорбленного чувства интересовали мало. К тому же, языков, кроме дрянного арго лионских трущоб, хуже королевского клейма выдающего владельца как воришку, прощелыгу и наглеца, тень не знала.

«Если сейчас эта курица, от которой, похоже, сбежал молодой любовник, не проплачет еще с полчаса, то я буду не я. Они остановились в двух верхних комнатах. Раз плюнуть — мадам, ваши побрякушки и тряпки уже почти загнаны Корявому Полю. Мне их хватит до Рождества, если грамотно распоряжусь».

Сии греховные мысли принадлежали Клэр, как она сама себя называла, де Фуа (de Foie, «печенка», вместо аристократического de Fois), потому что родилась она в закоулке за лавкой продавца требухи, в самом гнилом и преступном месте, прозванном Кошачьей Могилой, семнадцатилетней воровке с двенадцатилетним стажем. Старая цыганка Розалинда утверждала, что ее, ее матери, устроил в одну прекрасную ночь какой-то молодящийся проезжий дворянчик, поэтому Клэр имела полное право на дворянскую фамилию.

В ту же прекрасную ночь, дворянчика нашли заколотого и обобранного в полусотне шагов от мамашиной двери — такой уж квартал Кошачья Могила и примыкающая к нему Веселая улица. Мамаша и ее друзья научили срезать кошельки, вскрывать замки и выклянчивать медяки. Если было мало, она била Клэр смертным боем, особенно когда начала попивать, но мамаша, слава Богу, протянула свои некогда стройные ноги и Клэр уже три года была на вольном воровском и мошенническом промысле. Жилось неплохо, весело и привольно, иногда даже сытно, одето и тепло, пусть и попросили ее под тощий зад коленом с роскошной маменькиной хаты под красным фонарем, через три дома от церкви святой Агнессы. Она жила на чердаке, за занавеской, вместе со своей подружкой и приходящими к подружке парнями. Боялась, кроме Божьего гнева, только двух вещей — виселицы и того, что ее снова пустят по кругу, как два года назад, пьяные солдаты. Мужчины вызывали у нее с тех пор только ужас и дурноту до черных пятен в глазах при одном прикосновении, поэтому избрать для себя стезю своей матери и зарабатывать хорошие деньги одним местом она не могла, хотя была бы, если хорошенько отмыть, вычесать всех блох и приодеть, хорошенькой, даже смахивающей на девушку из хорошей семьи.

Клэр перекрестилась, вытянула руки, нащупала выпирающую балку, подтянулась, закинула, по самые некуда явив из-под драной юбки, длинную грязную ногу на эту же балку, выпрямилась, потом осторожно, прижавшись к стене, подошла по балке к окну. Окно со скрипом открыло путь в комнату.

«Какие же у нее духи! От них просто кружится голова… Где этот чертов ларец с побрякушками? А, вот и он. Не зря я захотела спереть у этого индюка Бризака гуся — не увидела бы ларчик, не стала бы богатой».

Воровка осторожно откинула крышку. «Да на это можно купить целый замок!», пронеслось в голове, когда алмазный отблеск обжег завидущие глаза, и она начала запихивать постукивающие и звенящие, посверкивающие в ярком свете луны драгоценности за пазуху. Ларец опустел. А это что? На самом дне лежит вычурная брошь из темного металла. Клэр ухватила ее и…

Брошь внезапно зашевелилась. Клэр завизжала и в ужасе бросила ее в серебряный прямоугольник лунного света на полу. С совсем не металлическим стуком украшение покатилось по полу и остановилось, дергаясь, пока не перевернулось на брюхо. Безделушка поднялась на хитиновых коленчатых лапах, выставила клешни и задрала грозный скорпионий хвост.

«Дура. Зачем я визжала?» пронеслось в голове. В ту же секунду на скрипучей лестнице послышались быстрые, грозные мужские шаги. Клэр хотела бежать, выскочить в окно, но ватные ноги примерзли к облитому луной полу. Так ее и застал вошедший мужчина.

Рука сгребла ее за волосы так, что голубые искры из глаз посыпались. Клэр с готовностью пустила в ход зубы.

Мужчина удивленно-болезненно хмыкнул, выпустил волосы и наотмашь ударил ее по лицу. От удара она упала, и побрякушки предательски выкатились из дырявого платья, весело звеня и подскакивая на дощатом полу под аккомпанемент звона в голове. Клэр почувствовала, как из разбитого носа хлестанула кровь.

— Так ты здесь воруешь? Что ж, у меня есть отличное лекарство от воровства. Сейчас ты его попробуешь на вкус.

Клэр что-то невнятно пропищала в ответ. Рука ухватила ее за плечо и легко подняла с пола, порвав платье. Побрякушки тренькая раскатились по всей комнате, засевая ее голубыми бликами бриллиантов. Другой рукой незнакомец снова намотал ее волосы на кулак и повел из комнаты. Клэр на подкашивающихся ногах следовала туда, куда волок ее этот ужасный человек. Она одной рукой пыталась зажать разбитый нос, а другой удержать разорванное платье, чтобы прикрыть грудь.

Он выволок ее через всю харчевню на двор и просто швырнул к столбу у коновязи. Клэр ударилась головой об этот столб, и у нее все поплыло перед глазами. Человек взял под навесом веревку.