Освободительный поход - [59]

Сегодня утром во время боев за деревню Антоновка, на последнем оборонительном рубеже, наши стрелки из бронедесанта обратили внимание, что один немецкий пулеметчик берет настолько высоко, что никогда не сможет ни в кого попасть. В то же время он вел такую активную стрельбу, что немецкое командование могло пребывать в уверенности, что этот пулеметчик сражается с нами яростно, до последней капли крови и последнего патрона. Сначала никто не понимал, что нашло на того фрица, а потом командир нашего батальона, майор Филатов, решил, что таким образом тот старается показать, что собирается сдаваться в плен. А это было странно, потому что с тех пор, как немцы по приказу Гитлера стали поклоняться Сатане, в плен они сдаваться перестали. Совсем. Наш замполит рассказывал, что их запугивают тем, что теперь их, как слуг Нечистого, наши будут сжигать живьем. Наглая геббельсовская ложь, потому что никого мы живьем не жжем, а уж пленных тем более.

На прорыв – как раз по центру, где располагалось пулеметное гнездо со странным пулеметчиком – направился наш взвод в составе трех ИСов. Конечно, по нам стреляло несколько «колотушек», но броне ИСа их снаряды как слону дробина. У меня в броне башни и лобовом листе уже примерно тридцать или сорок отметин после попаданий бронебойных снарядов различных калибров. Так вот, нагло игнорируя обстрел «колотушек» и время от времени делая «короткие»^[35] остановки, наши ИСы доехали до того пулеметного гнезда. После этого позиция оказалась прорванной. Еще два пулемета уничтожило попаданиями осколочных снарядов, выпущенных из танковых пушек, а позиции «колотушек» захватил следовавший за нами бронедесант, ибо без пехотного прикрытия в ближнем бою самая легкая пушка – это ничто.

Тогда-то ребята и извлекли на свет Божий этого самого Брайана Андерсена, умудрившегося заработать колотушек во время чужой драки (сделав это, впрочем, вполне беззлобно). При этом тот все время бормотал нечто вроде «френд, френд», тогда мы думали, что это его имя, и еще «Ингланд». Ну мы не поскупились и нацедили этому Френду Ингланду сто грамм спирта и взяли с собой, ибо был приказ о том, что англичан, буде они добровольно сдадутся в плен, вместо того чтобы отправлять по этапу с конвойной командой, следует передавать в штаб, как потенциальных союзников. Вот так этот самый «френд» в полном изумлении от выжранного спирта и доехал с нами до Орши. И только потом выяснилось, что зовут его не Френд Ингланд, а Брайан Андерсон, а то, что мы первоначально приняли за имя, означало нечто вроде «английский друг».

Но все это было только началом. Войска – как оказавшиеся внутри кольца окружения, так и находящиеся снаружи – будут стремиться к тому, чтобы любой ценой переломить ситуацию и прорвать кольцо. На первых порах это будет делаться с целью разгромить наши ударные группировки и восстановить статус-кво. А потом наступит такое время, когда вражеское командование будет раз за разом приказывать штурмовать кольцо окружения, лишь бы из западни вырвалась хоть какая-то часть их войск. Поэтому после освобождения Орши наш корпус поворачивал фронтом на восток, тесня противника к Смоленску, а танки Ротмистрова разворачивались фронтом в сторону Борисова. Там кровавая драчка была еще впереди, и нам предстояло пережить еще немало веселых минут.

* * *

Тогда же и там же.

Брайан Андерсен, бывший рядовой Йоркширского королевского стрелкового полка.

Когда меня оставили одного, прикованным к пулемету, я решил, что не буду убивать русских. Хватит бессмысленных смертей. Достаточно того, что мои товарищи по полку полегли в бессмысленной бойне за интересы кровавого диктатора гуннов Адольфа, и наших политиканов, которые вдруг решили, что выиграют от смены власти. Поэтому, когда начался бой, я стрелял поверх голов русских солдат – и, как ни странно, время шло, а я тоже оказывался цел и невредим. Потом русские солдаты, тяжело дыша и бряцая снаряжением, спрыгнули в мой окоп; я сел на корточки, прикрыв голову руками, и молился только о том, чтобы меня убили как можно скорее, не доставляя особых мучений. Но меня не стали убивать. Вместо того меня вытащили из окопа и, убедившись, что я англичанин, а не какой-нибудь француз или датчанин, дали хлебнуть настоящего «жидкого огня», от которого в голове у меня зашумело, а ноги стали ватными.

Русские парни, здоровые и крепкие, были одеты в меховые шапки, и белые полушубки, поверх которых были надеты белые же жилеты с карманами, набитыми всякой всячиной – от магазинов к оружию и гранат до личных вещей и запаса консервов. Теперь они уже не казались мне такими исчадиями ада, как об этом нам рассказывали немцы и некоторые наши офицеры. Но где они теперь, те офицеры? Майор Дуэйн Спаркс так и остался в вагоне, который прошила очередями своих пушек русская двухмоторная летающая каракатица («Бостон-ганшип»). Подполковник Теодор Чемберс сгорел заживо, когда рядом с ним разорвалась бомба, наполненная новейшим русским зажигательным гелем. И даже наш лейтенант Роджер Хортон погиб в тот ужасный день, будучи убитым обломком камня, попавшим ему в голову. По крайней мере, после того налета я больше не видел живыми никого из тех офицеров, которые объясняли нам, солдатам-йоркширцам, что мы едем защищать европейскую цивилизацию от диких русских варваров, которые, в отличие от нас, честных англичан, произошли от злых лесных медведей.