Освободительный поход - [61]

– Будущим летом? – саркастически переспросил Рузвельт. – А знаете ли вы, адмирал, что до будущего лета японцы перебьют все горшки на нашей тихоокеанской кухне?

– Не перебьют, – уверенно сказал Генри Стимсон, – продолжая вести затяжную изнурительную войну в Китае, японцы захватили огромную территорию на Тихом океане. И солдат у них сейчас едва ли хватит на выполнение оккупационных функций и текущие операции. Вы думаете, почему вместо вторжения в Австралию и Новую Зеландию японский флот блокировал их незначительными силами, а сам всей мощью второй раз обрушился сначала на Гавайи, а потом на Панаму? А все из-за того же. Для вторжения в Новую Зеландию, и тем более Австралию, у японской армии нет солдат. А если бы они нашлись, то для их доставки к месту боев и дальнейшего снабжения всем необходимым не хватит транспортного тоннажа.

– В Панаме, – заявил Франклин Нокс, – японцы высадили целый пехотный корпус. Это не очень-то вяжется с вашим утверждением о том, что они испытывают острую нехватку живой силы.

– По данным русской разведки, – ответил Генри Стимсон, – в этот пехотный корпус включены те солдаты и офицеры Японской императорской армии, от которых император и новое правительство Японии спешили избавиться любой ценой. Им предложили выбор между классическим японским самоубийством и героической смертью в бою во славу императора. Там собраны все политически неблагонадежные сторонники союза Японии с нацистской Германией, нарушители дисциплины, а также все те, кто считается обузой в любой армии. Их никто и никогда не думал возвращать обратно, а японское командование не собиралось доставлять им боеприпасы и подкрепления. Погибнув в бою, они станут героями, а их имена будут занесены на стену Храма Войны. И все это – цена за то, что мы не сможем использовать Панамский канал до конца войны.

– Генри, – проворчал Рузвельт, – а с чего вы взяли, что знаете, когда будет этот самый конец войны? Мне это, например, совсем не очевидно.

Генри Стимсон хмыкнул.

– Мистер президент, – произнес он, – если дела у дяди Джо и дальше пойдут так же, как сейчас, то он прикончит плохого парня Адольфа еще до конца следующего года. И вот тогда, когда огромная, отмобилизованная и имеющая боевой опыт русская армия развернется на восток, я не дам за Японскую империю и ломаного цента. Русские раскатают их в тонкий блин, как паровым катком. А от азиатского берега до японской метрополии рукой подать, и наша авиация, базируясь на русских аэродромах, сможет разнести японские города в мелкий щебень и вынудить их императора к капитуляции без того, чтобы освобождать уже захваченные японцами территории на Тихом океане. Они и так вернутся под наш контроль после того, как Япония капитулирует.

Рузвельт немного помолчал, потом задумчиво произнес:

– Генри, это очень интересная и здравая мысль. Мистер Нокс, вы только что сказали про то, что можно провести наш флот русским Северным морским путем? Прозондируйте Москву по поводу возможности такой операции, и если они согласятся, выясните, разрешат ли они временное базирование нашей Тихоокеанской эскадры в их базах на Камчатке. Так в решающий момент она сможет оказаться в эпицентре событий.

* * *

15 декабря 1942 года. Евпатория. Центральный госпиталь особого назначения.

Военврач 2-го ранга Алена Лапина-Бережная, жена и мать.

Ночь, тишина, свет фонаря падает в окно. Иногда ночью я вдруг проснусь – и лежу, замерев от ощущения счастья, которое боюсь спугнуть неосторожным движением. Иногда даже грешным делом приходят мысли – а не сон ли это? Что если мне все привиделось – бравый полковник Бережной, наша свадьба, госпиталь в Бахчисарае, мои роды? И проснусь я в грязном холодном бараке, и донесется до меня лающая речь мучителей-фашистов, и снова жизнь моя будет тяжкой и безрадостной, в каждодневном ожидании смерти…

Но вдруг услышу я, как заворочаются мои дети; закряхтят, заплачут, требуя грудь – и, радостно встрепенувшись, вскочу я и подойду к колыбели; морок мой растает без остатка, оставляя лишь счастливую реальность, в которой я дышу полной грудью, я люблю и любима, я выполняю свое предназначение – продолжать род человеческий… А фашисты, фашисты мертвы. И те, что мучили меня лично и многие другие, которых тысячами и десятками тысяч истребляют бойцы из корпуса моего мужа. Когда радио передает сводки Совинформбюро, я обязательно подхожу поближе к репродуктору надеясь услышать о первом механизированном корпусе особого назначения. Но пока тишина. Под Оршей окружение Смоленской группировки фашистов замкнули третий и четвертый корпуса ОСНАЗ и бьются сейчас с наседающим со всех сторон врагом, пытающимся вырваться из ловушки, а о корпусе моего мужа пока не сообщают ничего, значит на их участке фронта пока затишье.

А пока меня называют счастливой матерью, говорят, что я богата. Улыбаются, искренне радуясь за нашу семью. Да, я богата – ведь у меня целых двое детишек! Сын и дочка, Иван да Марья. Оба здоровенькие, пухленькие; Машенька на отца похожа, а Ванюша – на меня. Говорят, это хорошая примета – быть моим детям счастливыми. Конечно, так и будет, разве может быть иначе? Поколение тех, кто родился во время войны и родится в ближайшие годы, непременно увидит светлые вершины коммунизма, который оно само и построит. Смотрю на своих малышей – и так и вижу, как они растут, в неге и ласке, любви и заботе. Кончится война, вернется мой герой – и заживем мы справно, в мире да согласии, будем воспитывать наших детишек, учить их добру и справедливости. Разобьют скоро врагов, покусившихся на нашу землю, прогонят их – и не посмеют они больше никогда сунуться к нам, потому что не будет больше в мире другой такой страны, равной нашей по силе и мощи. Да, я верю, что те, кто пришел нам на помощь из двадцать первого века, смогут помочь Советскому Союзу выбрать самый светлый путь к счастливому будущему.