Острова Тубуаи - [10]

Через неделю я повел Аленку на городской стадион. Мы остановились в центре поля, и мне казалось, будто мы на дне глубокого озера. Я уже хотел поделиться этим с Аленкой, но Аленка сказала: «ну…», и потянула меня прочь. Ей явно было здесь скучно.

Я задержался в воротах, у будки. Она была похожа на квадратную голову робота на длинной тонкой шее. Робот разевал голодную пасть. (Я и сейчас не понимаю, для какой цели это сооружение было предназначено, — чтобы там сидел судья, что ли?)

К «шее» были прибиты бруски, образующие лестницу. Лестница напоминала рыбий хребет. Я начал карабкаться по хребту, а Аленка стояла внизу, смотрела на меня и равнодушно облизывала шоколадку. Мне было страшно. Но я должен, просто обязан был добраться до самого верха. Я придумал этот подвиг во имя Аленки, заранее приглядел будку. То, что она такая высокая и страшная, мне было только на руку. Но Аленка смотрела на меня снизу все так же равнодушно, ее больше интересовал шоколад и обо что вытереть руки. Она растопырила пальцы и старательно вытерла их о столб. Я это видел. Но упрямо карабкался дальше. Аленка крикнула, что ей надоело меня ждать и она идет домой. «Погоди! — закричал я в ответ, — сейчас…вот, сейчас!» Аленка поставила ногу на первую перекладину, но передумала. И сначала медленно, но с каждым шагом все быстрее пошла прочь со стадиона. Ни разу не оглянулась.

Я остался один на один со своим подвигом. Что теперь делать, я не знал. Спускаться по лестнице мне было обидно. Но и прыгать вниз без Аленки — и неинтересно, и вдвое страшнее.

Я осторожно присел на край будки и свесил ноги. Так высоко я никогда еще не забирался. Я поболтал ногами и все-таки решил прыгать, пусть и без самого важного зрителя. Конечно, с Аленкой было бы проще. С ней у меня не было бы другого выхода, чтобы не показаться трусом, — как бы я, крикнув, что сейчас буду прыгать, стал спускаться вниз по лестнице? Но потом я даже обрадовался, что Аленка ушла. Теперь я был волен поступить так, как хочу. И на мой выбор ничто не влияло. Ни ее восхищение, ни ехидство.

Я еще поболтал ногами. Почему-то не верилось, что я полечу вниз. Как минимум через все поле, до трибун на той стороне. Или даже вверх — к табло, где высвечивается счет игры. Но в это я не очень верил. Уверен был лишь в том, что не упаду мешком вниз.

Я уперся ладонями в край площадки, напружинил руки и рванулся вперед. И, разумеется, полетел именно вниз, именно мешком. Здорово зашиб обе ноги, ладони и даже подбородок. Шел домой прихрамывая. И всю дорогу морщился, хмурился и улыбался.

Вспоминаю еще одну историю, связанную с Аленкой.

Это еще в детском саду случилось. Был летний, душный и влажный день. Мы стояли на остановке, ждали автобуса. Наши с Аленкой мамы смотрели в небо и говорили, что скоро пойдет дождь. Мы тоже смотрели в небо, одновременно задрав головы вверх. Аленкина мать назвала меня «зятьком». Я не знал значения этого слова, но почему-то оно показалось мне обидным. Я отошел в сторонку, подобрал камень и попытался попасть в ствол ближайшего дерева. Аленка за моей спиной тоже стала бросать в дерево камни. Ей удалось попасть быстрее, чем мне. Она засмеялась и стала дразнить меня. Я увеличил расстояние между собой и мишенью. Решил, что так вернее. Аленка также отошла подальше. Но ее попадания опять были метки. Я присел на корточки и долго выбирал камень — я точно знал, что следующий бросок будет самым точным. «Все дело в камне», — думал я. Мои руки будто предчувствовали его тяжесть и округлость, он как бы уже лежал у меня в руке, еще миг — и он будет найден.

Я на корточках сделал шаг в сторону, и камень впрыгнул мне в ладонь. Я резко поднялся, обрадованный находкой, и сразу полетел обратно на землю: мне показалось, что у меня разорвался затылок. Это Аленка метким попаданием всадила в меня свой камень. Я поднял глаза. Увидел, как моя подружка несется ко взрослым и прячется за ними. Я обхватил голову руками и заревел. Мне было больно и обидно. Мать подбежала ко мне, попыталась осмотреть рану. Но я увернулся. Мать поймала меня, отшлепала, схватила за руку и потащила за собой.

Здание травмпункта находилось совсем рядом с остановкой, за углом. Меня обступили врачи. Но я стойко держал оборону. Я отбил протянутые ко мне зеленые ватные комочки и лег на пол. Мои руки были в крови и вид их заставил меня кричать еще громче.

Вдруг меня рывком поставили на ноги.

— Хватит! — сказал какой-то незнакомый дядька. — Хватит базлать! Посмотри на меня.

Я посмотрел на усы и нос. Из ноздрей торчали волоски, они немного не доставали до усов, жестких и всклоченных. Я поднял заплаканные глаза, встретил веселый взгляд.

— Мы же с тобой мужики! — сказал дядька. От него резко пахло бензином. — Что ты позоришься, брат? Надо терпеть. Мы же мужики?

— Мужики, — буркнул я.

— Тогда не ори, балда! — он взял у врачей смоченную в зеленке вату, смазал мою рану. Удивительно — это оказалось совсем не больно, только немного жгло и пощипывало. Но терпеть было не трудно и даже немного приятно. Врач перебинтовал мне голову. И я вышел на улицу, гордо расправив плечи. Дядька опять подошел ко мне, положил руку на плечо.