Острова среди ветров - [47]

Орнамент чаще всего африканский, хотя и несколько видоизмененный. Большинство рабов, бежавших в XVII и XVIII веках в леса, в эти края попали прямо из Африки. Но часть резных поделок носит следы влияния индейцев. Именно в Гвиане найдены наскальные изображения, напоминающие отдельные из использованных неграми рисунков. У индейцев же научились они еще многому другому. Как карибы, араваки и прочие индейские племена, лесные негры разводят кассаву, корни которой они выкапывают и затем обрабатывают типично индейским способом. Длинная плетеная трубка «кассавансквизер», или «матапи», как араваки называют это приспособление, наполняется измельченной кассавой. Трубку эту подвешивают на балку в отвесном положении и выдавливают из нее сок. Он должен перебродить в своего рода пиво, а из выжимок пекут лепешки на больших круглых сковородах.

У индейцев же негры научились стрелять рыбу из луков. Их охотники и рыболовы считаются весьма меткими стрелками. Общеизвестно, что нигде в Суринаме дичи не приходится так плохо, как именно вокруг деревень лесных негров. По рекам они плавают в каноэ.

И только в одном этот художественно одаренный народ проявляет удивительное отсутствие фантазии (а может, это только кажется?) — в изображении своих богов. В Монгутапу, самом крупном из поселков лесных негров племени ауканов, или, как его еще зовут, дюка, я видел изображение Высшего Существа — Ню-анкомпона, западноафриканский прототип которого носит имя Нюаме у народа ашанти. Считают, что этот народ оказал наибольшее влияние на религию и культуру здешних лесных негров.

Внешне этот замечательный бог выглядит просто как закругленная сахарная голова с глазами, носом и осклабившимся ртом. Подробно разглядывать этого идола я не стал, чтобы никого не обидеть. Но по его белому цвету можно было предположить, что он покрыт «пембадоти» — своего рода священной белой глиной, которой обмазывают все культовые предметы и которая служит, так сказать, медиумом в общении со сверхъестественными силами.

Но молитвенный ритуал не ограничивается одной только белой глиной. Для умилостивления Нюанкомпона, духов предков или тех, к кому в том или ином случае надлежит обращаться, совершаются жертвоприношения. В таком случае иногда достаточно побрызгать землю у подножия божества водой, пивом или ромом. Но при значительных событиях обряд этот может оказаться весьма торжественным. Это видно из описания Стедманом церемонии заключения мира с лесными неграми в XVIII веке.

«…Негры, считавшие христианскую присягу не имеющей силы, потребовали, чтобы комиссары произнесли клятву по негритянскому обряду. Уполномоченные обеих сторон выступили вперед, поранили себе руку ланцетом и уронили по нескольку капель крови в калебасу[54] с чистой водой. После того как немного этой смеси было пролито на землю в жертву Высшему Существу, все присутствующие отпили из калебасы. У негров это называется испить крови друг друга. Затем «гадоман» — священнослужитель повстанцев — возвел свои очи к горе и призвал Небо и Землю в свидетели. С простертыми ввысь руками он провозгласил проклятие Всемогущего тому, кто первым осмелится нарушить этот священный и навеки заключенный союз. Это заклинание было подкреплено всеобщим «дасо!», имеющим то же значение, что христианский «аминь!»…»

Свои ритуальные пляски и песни нередко очень древнего происхождения лесные негры частично унаследовали от африканских сородичей. В их песнях множество африканских слов, в том числе имена всевозможных духов природы. Например, добрый змей — Дагове, злобный — Кроманти, который может являться и в обличье ягуара (а в Западной Африке — леопарда), гадкий паук Ананзи и многие другие, и по сей день сохранившиеся даже на Вест-Индском архипелаге.

Но на каком-либо из африканских языков суринамские негры, за исключением ямайских марунов, говорят так же редко, как и островные жители. В свое время рабовладельцы на своих плантациях специально перемешивали новоприобретенных негров различных племен. Делалось это для того, чтобы рабы не могли говорить друг с другом на непонятном хозяину языке. В результате развился особый «тарабарский» диалект, сохранивший подобно креоло-французскому африканский синтаксис, но лексический запас его образовался из слов, имеющих английские, голландские, португальские, африканские и индейские корни.

Насколько результат оказался странным, можно судить, например, по цитате из Евангелия от Иоанна: «Иисус ответил ему: я — путь, истина и жизнь». В Суринаме это звучит так: «Иезус таки ги хем таки: ми де на пази нанга до ваархайд нанга до лиеби». На этом «токи-токи» (от ломаного английского «talkie-talkie» — болтать) говорят не только лесные, но и городские негры и мулаты, а также некоторые яванцы, китайцы и индийцы, привезенные сюда по контрактам, после того как голландцы в 1863 году отменили рабство. Даже и часть индейцев понимает этот «токи-токи». И когда мы приехали в одну из карибских деревень на реке Марони, то вряд ли смогли бы поговорить здесь с людьми, если бы мой проводник-индиец не переводил мой английский язык на «токи-токи». Правда, особенно много сказано не было, так как индейцы принадлежат к числу вообще малоразговорчивых народов.