Остров за островом - [38]
Каждая чета строит себе башенку высотой в несколько дециметров. Наверху в углублении на травяной подстилке в свое время вылупится потомство. Бакланы действительно по-королевски красивы и по праву входят в десятку наиболее «хорошо одетых» птиц. Мне еще не доводилось видеть столь очаровательных представителей семейства бакланов, как эти: у них была ослепительно белая манишка, черная, с металлическим блеском спина и величественная осанка. Макушку венчал черный пышный, торчащий вперед хохолок над переносицей горели два ярких оранжевых нароста, глаза были небесно-голубые, а клюв — свинцово-серый.
К тому же бакланы очень миролюбивы, кроме тех случаев, когда их донимают чайки. Тогда они грозно раскрывают клювы и по-змеиному вытягивают шеи. Точно так же поступают они и тогда, когда поморники норовят стащить у них яйца. Тут в бакланах просыпается воинственный пыл, они забывают взаимные распри и общими силами защищают колонию. Сверкают нацеленные на врага клювы, и над склоном, по которому всегда гуляет ветер, летят встревоженные грудные крики.
Под тяжестью кинокамеры широко расставленные ножки штатива ушли глубоко в грунт. Объектив был наведен, освещение не могло быть более удачным. Сцена одновременно выглядела и величественной и идиллической, актеры вели себя безупречно: ни один птичий глаз даже не взглянул в сторону объектива. На одно мгновение я повернулся к сцене спиной, чтобы в последний раз проверить освещение. Этого было достаточно.
С гребня горы на колонию королевских бакланов внезапно обрушился могучий порыв ветра. Камера со штативом взмыли в воздух со скоростью семьдесят узлов, перелетели через скалу и врезались в перепуганных птиц. Батарея покатилась вниз к дюнам. Отделившись от штатива, камера, похожая на дракона, продолжала пблет самостоятельно. Кассета с четырьмястами метрами цветной пленки угодила в птичий помет, обрывки пленки, точно змеи, извивались вокруг сбившихся в кучу бакланов, которые утратили все признаки своего королевского достоинства.
Солнце, освещавшее мирный пейзаж, скрылось. Налетела гроза с градом, градины иглами впивались в лицо и руки, белыми стрелами отлетали от склона и быстро поглощались нагретой почвой. Град бомбардировал сбившихся в кучки птиц.
Мне оставалось только собрать жалкие остатки своего снаряжения, проклясть ненадежный климат Фолклендских островов и в весьма растерзанном виде ретироваться на исходные позиции.
Если человек хочет прижиться на Фолклендских островах, он должен уметь относиться с юмором к их климату, который, мягко выражаясь, немного капризен. Вот уже шестьдесят лет смеются над ним удивительные люди Китти и Сесиль Бертранд.
Китти никогда в жизни не видела мира по ту сторону моря. Два года назад она впервые прошла в своей синей кофте и юбке до пят по улицам Порт-Стэнли.
Их мир — это остров Каркасе. Правда, когда-то в юности они мечтали о ферме на Алеутских островах, но, не получив ответа на свое письмо, они остались в Южной Атлантике.
Китти и Сесиль любят свой голый остров. 4200 акров, 1700. гектаров невысоких холмов, зеленых ложбин, берегов, где гуляет ветер, и предательских рифов — вот мир, которым они владеют и о котором пекутся.
Симбиоз людей и животных на острове Каркасе не подлежит сомнению. Сесиль считает себя обладателем пяти, а может, и шести тысяч Магеллановых гусей, которые точно куры пасутся на полях возле дома. На других островах Магеллановых гусей считают вредителями и-за их уничтожение выплачиваются премии. За ожерелье из сотни гусиных клювов фермер платит пятьсот шведских крон. А на Каркассе Магеллановы гуси удобряют пастбища.
Численность морских слонов на острове Сесиля и Китти выросла за 40 лет до 650–700 штук, а раньше их там почти не было. Гнездится на острове и большая колония ослиных пингвинов. По вечерам слышно, как Магеллановы пингвины ворчат в своих норах под кустами крыжовника и малины.
В посаженных перед домом вечнозеленых кипарисах выводят птенцов кваквы. Их курлыкающий хор заметно оживляется, когда собаки тащат к своим будкам выданные им на ночь куски баранины. Ни одна из восемнадцати птиц не успокоится, пока Сесиль не бросит им по куску. Если он случайно окажется пристрастным к одной из квакв, тут же начинается драка, так что летят пух и перья.
Густой кустарник, защищающий от холодного ветра, дает приют почти всем мелким птицам, какие только встречаются на архипелаге.
На острове нет ни мышей, ни крыс, что вообще-то странно, так как архипелаг в течение двух веков посещался всевозможными подозрительными парусниками и рыболовными шхунами. Нет также зайцев и кроликов, подрывающих торфяной слой. Здесь не увидишь ни одной кошки. Не водится на острове и паразитов, и вряд ли встретятся какие-нибудь бациллы — по крайней мере, пока Китти по своему радиотелефону имеет возможность контролировать, чтобы с парохода на остров не сошел ни один больной человек. Гости, прибывающие на остров, должны быть, так сказать, стерильны. Нам несколько раз разрешили посетить этот остров только потому, что наш интерес к архипелагу, к судьбе его природы и животного мира полностью совпадал с интересами хозяев острова, а также и потому, что Сесиль получил возможность обновить свои познания в норвежском языке, который он изучил, когда плавал с китоловами-норвежцами к Южной Георгии. В наш первый приезд на остров Каркасе ему удалось припомнить лишь крепкие выражения, но постепенно его запас слов расширился.
