Остров за островом - [29]

Не найдя ничего интересного, мы вспомнили о голоде и жажде. Всем захотелось омаров. Первоклассный пловец и ныряльщик Ричард Фостер, вооружившись маской и копьем, прыгнул за борт. Через несколько минут по дну лодки уже ползали пять больших лангустов. А когда мы возвращались на «Бигль», то наконец увидели первого пингвина. Пингвин казался больным и даже не отодвинулся, когда мы к нему подплыли.

Ричард выпрыгнул из лодки и схватил пингвина. Вдоль правого бока у того тянулась кровавая рана. Очевидно, он подвергся нападению акулы или морского льва. Но сил у пингвина было еще достаточно и настроен он был далеко не миролюбиво. Острым клювом он ударил Ричарда в нос и в верхнюю губу. Ричард сразу же отказался от роли спасителя пингвинов.

Наш светловолосый кудрявый кок Гуннар (сын Глории Люндберг, который теперь вместе с матерью и сестрами живет в Швеции) приготовил омаров, и мы наслаждались этим деликатесом на палубе «Бигля», наблюдая, как стая олуш ныряет за рыбой. Я взял бинокль и начал следить за галапагосским канюком, который парил в теплых струях воздуха над нашими головами. Наконец он нырнул в крону дерева, стоящего у верхнего края кратера, и уселся на верхних ветвях.

С другой стороны прилетел еще один канюк и тоже сел где-то поблизости. Я высмотрел их крепость, устроенную в кроне дерева Пало-Санто, стоявшего без листьев. Вот куда нужно залезть во что бы то ни стало! Пусть жара, пусть гнездо находится так высоко, что попасть туда почти невозможно. Надежда сделать красивейшую из всех сделанных мной фотографий заглушила последние доводы разума.

У «замка» канюков

Я бодро взвалил на спину снаряжение и начал карабкаться по скалам, продираясь сквозь колючие заросли кустарника. Стая пеликанов испуганно сорвалась с гнезд и полетела над морем. Я остановился с бешено стучащим сердцем. Во-первых, меня напугал неожиданный взлет птиц. Во-вторых, я не думал, что склон окажется таким крутым. Я был словно околдован головокружительной перспективой, которая должна была открыться мне с верхнего края кратера, где росло дерево канюков, и не взвесил всех трудностей, которые ждали меня на пути. То, что издали выглядело серым утесом, оказалось нагромождением рыхлой лавы, рассыпавшейся в порошок от малейшего прикосновения. Плоская терраса, казавшаяся легкопроходимой, сорвалась с обрыва дымящейся лавиной, как только я ступил на нее ногой. Кусты, за которые я цеплялся, были такие сухие, что ветки тут же ломались. И все время мне нужно было помнить о миллионах кактусовых колючек.

После нескольких часов напряженного и медленного подъема с пятнадцатикилограммовой камерой и штативом, я уже двигался не так проворно. Солнце обжигало сухой пыльный склон. Ветка сорвала мой головной убор, и он оказался вне досягаемости. В спешке я забыл флягу с водой. Вдруг мне почудилось, что солнце перестало светить. Все плыло, голова кружилась, руки и ноги покрылись мурашками. Я уселся в узкой полоске тени, падавшей от большого старого кактуса. Мне хотелось пить, меня бил озноб и прошибал пот, я обессилел и страшился предстоящей борьбы с крутизной. Но сдаться — значило струсить. И хотя меня вот-вот должен был хватить солнечный удар, я все-таки поплелся дальше.

На «Бигле» за моим подъемом следила в бинокль жена. Она подняла тревогу, и Ричард на моторке отправился на берег. Когда он наконец показался ползущим по склону на четвереньках, я был совсем без сил. Он отдал мне свою рубашку, чтобы я прикрыл голову, и потащил вперед мое снаряжение. Вскоре я оправился настолько, что мы смогли карабкаться дальше.

При виде галапагосских канюков и их огромного гнезда, я позабыл только что пережитые трудности. Никогда прежде мои камеры не запечатлевали более прекрасного гнезда. Его хозяева как будто даже обрадовались нашему посещению. Как и все галапагосские животные, канюки лишены чувства страха перед человеком. Пока я вытирал пыль с объективов, канюк, заслонявший яйца от солнца, слетел вниз и уселся на ветке в трех метрах от меня.

Вид, открывавшийся от «замка» канюков, был божественно прекрасен. Канюкам здесь, видимо, тоже нравилось, потому что их гнездо, подновляемое для каждого насиживания, служило им уже не один год. Далеко внизу в защищенном от ветра заливе покачивался «Бигль». Недалеко от берега виднелось круглое бирюзово-зеленое озеро, расположенное в кратере. У самого берега вода была ядовито-зеленой, очевидно, от большого содержания серы. На востоке открывались просторы Исабелы, море и синеющий вдали остров Сан-Сальвадор (Джемс). С другой стороны, на западе, из моря гигантской вулканической кеглей вздымался остров Фернандина (Нарборо). Закутанный в темно-синюю дымку, он казался таинственным. Из вершины его кратера недавно (с геологической точки зрения) излился поток застывшей теперь лавы и окаймил весь склон черно-серой полосой. Эта прекрасная дама поднималась на 1500 метров над уровнем моря. Неужели на том острове есть хоть одна живая травинка? Какой смысл канюкам перелетать через пролив и охотиться на той совершенно безжизненной на первый взгляд земле?

Пока мы любовались игрой красок, пока кинокамеры запечатлевали гостеприимное поведение птиц и мы с интересом наблюдали за парой приживальщиков вьюрков, приютившихся в подвальном помещении «замка», к нам прямо с гребня нырнул третий канюк. Он затормозил на такой скорости, что в крыльях засвистел ветер. Канюк опустился на край гнезда, а потом стал кружить над нами, с любопытством вертя головой.