Остров в тумане - [3]

Если бы не она, я бы со временем убедил себя в том, что рассказал друзьям и спасателям: я просто заблудился в тумане, а потом сидел на торчащей из воды скале, пока меня не подобрали рыбаки. Собственно, я почти так и сделал: ракушку положил в ящик стола, вернулся к учёбе в институте и постарался притвориться, что ничего не было. Всё вернулось в обычное русло, но что-то все же стало другим. Неожиданно для себя самого я стал писать рассказы. По ночам, когда все спали, я доставал из стола этот странный подарок и вслушивался в пустую раковину, пытаясь услышать шум океана, о котором говорила Эйрин. Иногда я просто засыпал, но куда чаще мне всё-таки казалось, что я что-то слышу. Тогда я брал блокнот или садился за компьютер, и рождались истории, странные, завораживающие. Я писал про космос и про подводные миры. Потом мне уже не нужно было касаться раковины, чтобы писать. Сначала это было просто увлечением — я из семьи врачей, а родители всегда ждали, что их чадо продолжит семейную традицию.

Первый раз раковина запела через год, в начале лета, я как раз сдавал выпускные экзамены. Я почти не спал, только смотрел на слабо светящуюся в темноте ракушку. Может, она и не светилась, но я мог бы поклясться, что видел свет и слышал тихую музыку. Так продолжалось три дня, но я так и не поехал, убедил себя что мне нужно готовиться к экзаменам и нет времени отвлекаться на всякие странные вещи, но это было отговоркой, я боялся. А потом, когда я почти решился, песня смолкла. Следующий год прошел для меня, как в тумане: я не пошёл в ординатуру и вообще отказался от медицинской карьеры. Я сидел и писал, как безумный, отрываясь лишь на еду и сон. Во снах приходили сюжеты, и снилась Эйрин. Моё творчество стало приносить свои плоды. Я смог издаться в нескольких местных журналах, потом после долгих отказов издательство приняло мой первый роман. Может быть, это покажется странным, но меня мало заботил данный факт, словно страницы, выходившие из моих рук, были симптомами какой-то неведомой болезни. На следующий год я поехал во Владивосток ещё в начале июня, наплевав на встречи с читателями и выгодный контракт. Тогда я только-только переехал в Москву после успешного дебюта «Хроники Акварии». Я придумал целый мир, в котором жили такие же подводные люди, как Эйрин. Конечно, ничего подобного она мне не рассказывала, но почему-то меня не оставляла уверенность, что роман — не совсем моя фантазия, а что-то намного большее. Я снял номер в отеле и ждал, когда запоёт раковина в моей руке. Можно было встретиться с друзьями или навестить родителей, но я избегал знакомых лиц, словно боялся, что меня застанут, словно я делал что-то постыдное. А когда раковина, наконец, начала слабо светиться, я поехал на острова. До Попова я добрался сравнительно легко, но потом начались трудности. Как только я заводил разговор о том, что хочу поехать на остров Туманов, двери закрывались, а люди притворялись глухими. Проблему решили как всегда деньги — молодой парень сдал в аренду лодку за баснословную сумму, но мне было плевать. Я отбыл на рассвете. И снова был туман, и крохотный островок, я бежал по камням почти так же, как два года убегал. Но на пляже с белым песком было пусто, на краткий миг меня охватил ужас, что всё-таки Эйрин мне всего лишь привиделась, но потом она вышла из морских волн такая же, как я запомнил её два года назад.

— Ты всё-таки пришёл, — сказала она и улыбнулась.

— Кто ты?

Почему-то мне было очень важно знать ответ. Она немного постояла в воде, глядя на своё дрожащее отражение, потом вышла на песок.

— Люди называют нас русалками или сиренами.

Она села, и песчинки стали прилипать к мокрой загорелой коже. Я погладил её по щеке, и она потянулась за рукой, словно прося ещё ласки.

— Этот облик, он… — я замялся, но она поняла.

— Настоящий? — Эйрин придирчиво провела руками по бёдрам и животу. — Для тебя, Тимур, настоящий, пусть и совсем ненадолго.

Она грустно улыбнулась.

Я порылся в рюкзаке, и на песок полетели книги: некоторые дешёвые издания в мягкой обложке, несколько дорогих томиков с глянцевыми рисунками, мраморные барельефы и похожие на греческие колонны «Хроники Акварии. Том 1» — гласила темно-синяя надпись.

— Почти всё это время я писал. Что значат эти сны? Эти истории? Что ты сделала со мной?

Эйрин подняла книжку из песка, провела пальцами по иллюстрации, словно для неё в рисунке таился какой-то глубокий, понятный ей одной, смысл, пролистала страницы.

— К сожалению, я не знаю вашей письменности, но уверена, ты стал хорошим сочинителем. Архаичное слово прозвучало на удивление уместно.

— Я дала тебе кусочек нашей памяти, Тим.

— Зачем? — кажется, я знал ответ на этот вопрос. Он таился в беспокойных снах, в ещё ненаписанных книгах…

Да, ответ был в последнем, десятом, томе «Хроник Акварии», который я написал куда позже и в большой спешке.

— Нас осталось слишком мало, Тимур. Аквария до сих пор стоит на дне океана, какие-то системы всё ещё работают, и вы ещё долго не сможете войти в его своды, но город давно заброшен. Слишком многие погибли, слишком многие ушли на сушу, чтобы больше никогда не вернуться назад.