Остров счастливого змея. Книга 2 - [112]

— Спасибо, бабушка Золомпо за добрые слова, за хорошую песню. Откуда такие слова?

— Я спела.

— А написал кто?

— Никто не писал. Душа хотела, она и сочинила, а я спела. Тебе понравилось?

— Очень! Особенно про мужчину.

— Душа не врёт, ты сам знаешь, — сказала бабушка и принялась закусывать.

Александр вернулся на своё место.

— Талантливый народ у нас, — сказал он. — Надо язык учить, чтобы в оригинале…

— Давно пора, — сказал Сикте. — Приходи, учить буду. Дочка тебе поможет, она уже умеет немного по-нашему.

— Ирка знает хабуга?

— Не всё знает, но со мной говорит маленько.

— Русский сильнее, — вмешался Пасхин. — Разве на хабуга выразишься, как по-русски, скажи, Сикте? Я вон, как на вырубке побывал первый раз, так потом три дня только и выражался. Тут никакой хабуга не подходит.

— Что, так всё плохо? — спросил Александр.

— Сам увидишь. Надо тебе съездить туда. Борис! — позвал Пасхин. — Отвезёшь Забду на деляну?

— Завтра поедем, — буркнул Борис.

— Думаешь, к тебе вон сколько народу собралось за твои амулеты? — продолжал Пасхин. — Не-ет, за то, что страдал за правое дело. Надо, надо увидеть своими глазами. Для злости надо.

— Злость плохо, — сказал Сикте.

— Ты умный человек, Сикте, но иной раз, как скажешь… Что же, к ним за такие дела добрым быть?

— В тайге нет злости. Злоба — человеческое чувство, оно от дьявола. В природе нет дьявола, как его понимают люди, дьявол живёт в городе, из которого эти и пришли в нашу тайгу. Вот они — злые, за что и поплатились.

— И что же, по-твоему, звери совсем не злятся?

— Звери злятся по-другому, это не злость, это ярость при защите территории, детенышей, семьи, рода, но нет при этом злобы. Зверь может убить агрессора, но он не злится при этом, просто враг не должен жить. Зверь убивает добычу, но он при этом тоже не злится. Только люди убивают соперников в борьбе за женщину. Ты слышал, чтобы кабан убил кабана за самку, ты знаешь случаи, чтобы изюбрь, или тигр, или медведь убил соперника за самку? Если скажешь «да», значит соврёшь.

— Все-таки, ты идеализируешь зверей, — сказал Пасхин.

— Пусть так. Но ты согласишься, что звери не врут? Они умеют хитрить на охоте, но они честны между собой и честны в бою с врагом. Если люди поступают, как звери, о них слагают легенды и песни. Разве не так?

— Я всё равно не понимаю, как можно убить без злости, — сказал Александр. — По-твоему выходит, что хабуга просто могут убить человека, даже не злясь на него?

— Ты учился в обычной школе, поэтому пока не понимаешь хабуга.

— Хабуга разве не учатся в школе?

— Учатся, и это плохо. Но они ещё учатся в тайге и у своих предков.

— Но в чём разница?

— Когда ты видишь зверя, ты ищешь различия между ним и собой. Особенно тебя волнует, чем ты лучше. Хабуга, если встречает зверя, думает, чем он сам похож на этого зверя и в чем зверь его превосходит. В этом главная разница. Хабуга — сам как зверь почти.

28

Посидели в тот вечер душевно. Гости разошлись под утро. Александр так и не ложился — когда проводил последних, к берегу приткнулся бат Олонко.

— Садись, Забда, куда везти?

Александр уже и забыл, что просил Олонко перевезти его на противоположный берег.

— Сейчас, — сказал он и пошёл за мешком со змеёй.

— Саша, куда же ты? — воскликнула Зоя. — Не успел вернуться, а уже куда-то собрался.

— Скоро я, дело неотложное.

— Саша, я тебя умоляю, ни во что не вмешивайся!

— Да не бойся, Зоя, мирное дело, скоро вернусь. Давай к тому месту, где священный камень, — сказал он Олонко и оттолкнул лодку от берега.

Небо было того неясно-серого цвета, когда непонятно, облачно или просто ещё не рассвело. Лодка уткнулась носом в берег.

— Подожди, я скоро, — сказал Александр и двинулся сквозь кусты к подножью сопки.

Серый скальный выступ казался таинственным в утренних сумерках. Александр невольно остановился и поклонился ему.

— Вечного покоя тебе, священный Камень! Я принёс тебе Змея, с ним тебе будет веселее.

Он положил змею на сырой от росы скальный выступ.

— Счастливой жизни тебе. Пусть твои дети будут довольны новой родиной.

Он ещё раз поклонился и побежал к лодке.

— Почему не спрашиваешь, зачем ездили? — спросил Александр, когда поплыли.

— Зачем спрашивать? Сам скажешь, если я должен знать, а если мне знать не надо, тогда тебе врать придется. Зачем спрашивать?

Река была необыкновенно красива в обрамлении сопок. Стайка синичек весело перекликалась в прибрежных кустарниках.

— Олонко, как на хабуга синица?

— Иняга.

— А как восток?

— Сю дагдегини — восход солнца.

— Сю дагдегини, — нараспев повторил Александр, любуясь розовеющим над горами небом. — Красиво! Учить язык буду.

Из-за поворота реки показалась поляна с домом Александра.

— О, Онгдо вернулся, — сказал Олонко, направляя бат к берегу.

Александр присмотрелся. За неубранным столом сидел коренастый молодой хабуга с типичным раскосым лицом и пил чай.

— Ну, я поехал, однако? — спросил Олонко.

— Да, спасибо тебе, удачного дня!

Подошёл к зятю.

— Доброго Солнца, Онгдо!

— Доброго Солнца, Забда! — Онгдо поднялся навстречу.

— Ира говорила, что вечером вернёшься, — сказал Александр.

— Обещал вечером. Задержался маленько.

— Что ж ты зверя летом бьёшь? — спросил с укором Александр, заметив кровавый мешок у ног Онгдо.