Остров счастливого змея. Книга 2 - [104]

— Ой, зачем? Я же и обращаться с ним не умею. Дорогущий, наверное….

— Ты отстал от жизни, папа, сейчас дети в детском саду все уже с телефонами. Это самая простая модель, тебе в самый раз. Номера телефонов я все туда забил. Теперь в любой момент с мамой сможешь поговорить, и с нами на связи будешь, и с тем же Сапрыкиным. С полуострова позвонишь ему, он приедет, заберет. Нужная вещь! Сейчас поужинаем, я тебе объясню, как им пользоваться.

За разговорами езда казалась неутомительной. Алевтина всё пыталась узнать, «как там в тюрьме», но Александр отвечал вяло, односложно. Наконец, Николаич прикрикнул на жену:

— Отстань от человека. Не видишь, не нравится ему вспоминать об этом. Не отошёл ещё. Вот через годик ты сам нам обо всём расскажешь, с удовольствием, верно я говорю, Змей?

— Не знаю, может и не через год, как заживёт. Ты лучше скажи, Николаич, что ты задумал насчет статуса хабуга.

— А! Я же теперь, Санёк, в думском комитете по коренным и малочисленным народам. Зацепил ты меня этой темой. Начитался всякой полезной литературы, людей подобрал толковых. Действуем. Вся ставка сейчас на полпреда. Как подадим ему наше блюдо, и как он его проглотит — от этого всё зависит. Законодательная база существует, теперь главное — доказать, что хабуга являются самостоятельным народом, отличным от удэгейского этноса. Наумова, Шаровникова, других ученых я додавил, сделали толковые обоснования.

— А что, они сопротивлялись?

— Да нет, просто медленно у них всё и сложно. А полпреду в этих проблемах разбираться некогда, ему надо всё разжеванным подавать и кратко, чтобы сразу понял, и принял положительное решение. А дальше он уж сам будет пробивать на государственном уровне, мне туда не добраться. Пока, — Сапрыкин рассмеялся.

— Ты надеешься и на государственный уровень выйти?

— А чем чёрт не шутит? На краевой же вышел.

— И интересно тебе это?

— А, знаешь, интересно. Здесь борьба, как на войне, вернее, как в разведке — интриги, азарт, адреналин. Меня собственно власть интересует постольку поскольку, меня именно борьба захватывает. Вот ты мне лучше скажи, что твои хабуга с самостоятельностью делать будут?

— Не знаю, жить будут, как раньше жили.

— Не боишься, что власть начнут делить, как везде, где дают независимость? Начнутся всякие митинги, выборы, и забудут твои хабуга об охоте и рыбалке.

— Они не такие, им это не нужно. Главное, чтобы им никто не мешал, и тайгу чтобы не трогали.

— Кстати, ты в курсе, что лесорубы от вас съезжают, говорят, сворачивают производство, не дожидаясь решения суда. Чует кошка, чьё сало сожрала!

— Да ты что? Вот это хорошая новость!

— Да, Санёк, выходит, не зря я потрудился на поприще словоблудия и бумаготворчества. Ничего, мы их додавим, вообще запретим лес в крае рубить.

— Всё равно ведь рубить будут, не эти, так другие, — сказал Александр, помолчав.

— Конечно, будут, потому что лес — это деньги. Но пусть лучше наши, российские, чем эти. Нехрен наживаться за наш счёт! С нашими и договориться о правилах проще. Хотя и наши теперь стали другими…

Разговор сам собой прервался. Александр засмотрелся на мелькающие деревья и задремал.

Ния в расстегнутой безрукавке прыгала и смеялась.

— Иди ко мне, Забда! Ну, иди ко мне! — кричала она сквозь смех, её глаза сверкали тайным женским огнем, сочные груди прыгали в такт её прыжкам. — Иди же ко мне, Забда!

Он бежал к ней, казалось, вот-вот достанет рукой, но она уворачивалась, отскакивала, ещё заливистей хохотала и снова кричала:

— Ну, вот же я, иди ко мне, Забда!

Они бежали сквозь высокие травы, было жарко, дул ветер, и душа, казалось, вот—вот взлетит от счастья над Островом, только бы поймать её, только бы достать…

— Приехали, Змей, подъём, — тормошил его Сапрыкин. — Ишь, разомлел, ночью что делать будешь? Давай, выгрузимся, пообедаем, потом, может, погуляешь по поселку, давно ведь не был.

— А сколько времени, Николаич?

— Да время детское — полчетвертого.

— Слушай, а может мне сегодня на Дымова?

— Да куда ты спешишь? Переночуешь по-людски, а утречком отвезу тебя пораньше, а потом и мы на свою фазенду. Ну, что загрустил, не терпится? И что там тебе так уж мёдом намазано? Ладно, давай, собирайся, отвезу сегодня.

Сборы вместе с покупкой продуктов заняли не больше часа. Наскоро перекусили и поехали. После недавних дождей дорога была никудышней.

— У меня хоть и вездеход по японским меркам, но на полуостров я не проеду, — сказал Сапрыкин. — Если хочешь, оставлю тебя на пляже. Оттуда сам доберешься, куда захочешь. Людей сейчас нет — не сезон, вещи можешь смело оставлять, никто не возьмет.

Сапрыкин свернул с перешейка к пляжу, остановился.

— Вот тут местечко хорошее. Пойдёт?

— Отлично, Николаич. Спасибо.

— Ну, вот, располагайся. Позвонишь, как нагуляешься. Мы тут три дня, так что рассчитывай. Вижу, азарт в глазах, задумал ты что-то. Удачи тебе, Змей!

Установка громоздкой палатки, самой малой из запасов Николаича, заняла много времени. Солнце уже клонилось к закату, когда Александр побросал вещи в палатку и решил все-таки успеть сегодня сходить на поселение. Он вышагивал по разбитой вдрызг дороге в сторону полуострова. Молодая трава здесь, на открытых просторах уже достигала колена, интенсивно-зелёные просторы ограничивались лишь голубым небом и синим морем. Порхали первые бабочки, камышевки заливались на прошлогодних сухих стеблях полыни. Душа пела в резонанс с природой.