Остров Потопленных Кораблей - [7]

— Но откапывать мы будем. Жагор собирает всю бригаду. Вы тоже останавливайте станок и идите на склад за лопатами. — Сказав это, Зина пошла к дверям, но остановилась. — Главное не сказала: в культбудке в титане есть вода. Вы, ребята, подождите ее расходовать. Это весь наш запас.

Ей никто не ответил, и все посмотрели почему-то на культбудку. Потом Леха-москвич, потупившись, сказал трудно:

— Есть предложение. Запереть культбудку. Так сказать, «не искушай меня без нужды».

— От кого запирать хочешь? — вдруг схватил его Юрий за плечи и тряхнул так, что голова Лехи беспомощно мотнулась. — Кому не доверяешь? Ну? Говори, кому?

— Пусти, черт! — с трудом оторвал Леха руки Юрия. — От меня прошу запереть. Себе не доверяю! Понял?

— Врешь, трепло поганое! — сквозь зубы процедил Юрий, косясь на Леху зло и недоверчиво.

— Как вам не стыдно, ребята, — с укором сказала Зина. Но глаза ее потеплели, когда она посмотрела на тяжело дышавшего Коляструка. — Запирать культбудку, конечно, не будем. Не от кого. Пошли на склад.

Вместе с Зиной ушел сердито надувшийся Леха. Остальные ждали старшего. Но Коляструк сел опять на верстак и закурил. Он курил жадно, глубоко и часто затягиваясь, не вынимая папиросы изо рта, словно забыв о ребятах:

— Пошли, ага? — сказал нетерпеливо Булат.

— Вы вот что, орлы, — не глядя на ребят, невнятно, с закушенной в зубах папиросой, сказал Юрий, — вы идите без меня. В буровой журнал надо записать сегодняшнюю проходку.

И выплюнув папиросу, он добавил громко:

— Скажите Жагору, что я не больше как на пять минут задержусь!

Борис, Булат и Губер ушли. Коляструк придержал дверь и смотрел им вслед, пока они не скрылись в штормовых вихрях.

5

Вышку переключили на аварийное электропитание, и при ярком ее свете копали всю ночь. У ребят от режущего ветра с песком текли слезы, на лице нарастали потеки засыхающей грязи, во рту было полно песка, губы больно стягивала соль от брызг, приносимых с моря. Всем мучительно хотелось пить, но никто не напоминал о титане в культбудке. А до цистерны так и не докопались. Шторм похоронил ее под огромным барханом, где песка было на сотню железнодорожных платформ. На рассвете Жагор прекратил бесполезные раскопки и приказал собраться в кают-компании.

Собрались дружно. И то, что ночью в кромешной воющей тьме казалось страшным и непоправимым, при дневном свете уже не пугало. Смена Никиты Редькина пришла в рабочих брезентовиках, окоженевших от машинного масла. Было их время заступать на вахту. Ребята устало молчали, и только трескучий говорок Лехи-москвича сыпался горохом. Он прошел с железным прутом в палец толщиной, которым во время раскопок прощупывал в песке цистерну. А сейчас, помахивая прутом, Леха шутил, что будет им прощупывать души ребят, не завелся ли в них «дух отрицанья, дух сомненья». Ждали Зину, которую мастер послал в культбудку замерить воду в «титане», и не пришел еще Юрий Коляструк. Жагор решил начать без них.

— Совещание наше будет коротким, по-военному, — начал он, поднимаясь.

В запавших узких глазах мастера заметнее стала тяжелая усталость от ежедневных недосыпаний, от сна урывками, от тревожных пробуждений среди ночи, когда чуткое ухо переставало слышать гуденье буровой. Но он был спокоен и, не торопясь, рассказал, что воды у них в титане верных четыре ведра. Зина ночью, вызывая смену Юрия на раскопки цистерны, заглянула в титан и на глазок определила количество.

В эту минуту в кают-компанию вошла Зина. Ни на кого не глядя, она пробралась в угол и села там одна, опустив голову и сгорбившись. Во всей ее поникшей фигуре было такое отчаяние и безнадежность, что у мастера захолонуло сердце: «И Зина сдала! Вот беда!» Но он остановил недовольным взглядом ребят, начавших, глядя на Зину, тревожно перешептываться. Восстановив тишину, он продолжал:

— Плохо-бедно — у нас тридцать два литра воды! Да еще в продовольственных запасах обнаружены шесть бутылок крюшона. Он сладкий очень, но тоже питье на крайний случай. Теперь так! Берите карандаши и считайте. Возьмем самое плохое: хазры неделю будет дуть, а нас восемнадцать. На каждого приходится около трехсот граммов воды в сутки.

Пятясь, таща за собой упиравшуюся под ветром дверь, в каюту ввалился Юрий Коляструк. Но он услышал последние слова мастера и живо обернулся:

— Это будет, значит, чуть больше стакана?

Он спросил громко и весело, но Боря Горленко решил почему-то, что веселость эта напускная. Лицо Юрия побледнело, стало каким-то узким, за одну ночь обросло неопрятной щетиной. «Неужели испугался остаться без воды?» — невесело подумал Боря.

— Верно говоришь. Чуть больше стакана, — медленно ответил Юрию Жагор и поймал умоляющий взгляд Губера, делавшего ему какие-то знаки.

— Да, вот еще что. Желая помочь нашей общей беде, Коля спешно оборудовал опреснитель. Докладывай, Коля, как у тебя дела?

— Опреснитель уже работает, вода есть, — улыбнулся со скромной гордостью Губер.

— Коля, ты маг и волшебник! «В награду возьмешь ты любого коня!» — завопил радостно Леха, салютуя Губеру железным прутом. — Давай твою воду, поилец наш!

Но Губер протянул бутылку из-под портвейна не ему, а Жагору. Мастер сделал глоток, пожевал задумчиво губами и сказал: