Остров мертвых - [2]
Из Сайтамы отца перевели в Тибу, так что все школьные годы Хинако прошли в бесконечных переездах. Со временем воспоминания о Якумуре потускнели, но стоило ей вернуться на Сикоку, как оказалось, что они не исчезли совсем, а лишь на время уснули. Чем дальше поезд вклинивался в горы, тем явственней просыпались дремавшие в душе воспоминания. Вот она, стоя по колено в грязи, помогает засаживать рисом поле. Вот сплавляет по реке бамбук на празднике Танабата.[4] Вот светлячок на деревенской дороге испускает последний вздох света. А вот на спортивном празднике Хинако с повязкой на голове мчит босиком по беговой дорожке.
Их школа была маленькой, не больше тридцати ребят в параллели. Где они сейчас, ее беспечные приятели по детским играм?
Белой цаплей в памяти вспорхнуло девичье лицо. Саёри…
Саёри Хиура, лучшая подруга по начальной школе. Стрижка под горшок и вытянутые миндалевидные глаза, белая, почти прозрачная кожа. Красивая девочка, но с характером, не признает ни малейшего давления. Вот она довольно улыбается. Но стоит кому-то из взрослых, купившись на эту благодушную рожицу, заговорить с ней, как улыбка мгновенно тает и лицо превращается в бесстрастную маску.
Саёри напоминала осторожную птичку, которая вспорхнет, едва к ней приблизишься. Сама же Хинако в те годы, пожалуй, больше всего напоминала тупую пугливую черепаху, запертую в громоздком тяжелом панцире и не способную выразить свои чувства. Любуясь похожей на цаплю Саёри, державшейся с необычайным достоинством, Хинако и сама мечтала стать такой.
Девочки были неразлучны, вместе взбирались на горы, бродили по речному берегу, рвали цветы. Саёри была замечательным другом, никогда не жаловалась, что с Хинако скучно, даже если та подолгу молчала. Впрочем, Саёри и сама была немногословной. Подругам хватало буквально нескольких слов. Обычно все их общение сводилось к простым фразам: «На реку пойдем?» или «Что-то есть хочется». Совсем редко они говорили о неприязни к кому-то из ребят или об отцовском наказании, но между ними никогда не возникало пространных диалогов, и уж тем более они не пытались утешать друг друга или обмениваться мыслями.
И хотя мать Хинако постоянно говорила, что они с Саёри два сапога пара, Хинако понимала — они совершенно разные. Просто обе толком не умели выразить свои чувства — вот и все сходство.
В память врезался день, когда у Саёри сдохла кошка. Зверек с вечера не вернулся домой, и девочки отправились на поиски. Саёри первой заметила лежащий у края дороги серый комочек. Кошка казалась безмятежно спящей и совершенно живой. Лишь на животе зияла огромная отвратительная дыра. Похоже, бедное животное стало добычей птиц или бродячих собак — все внутренности были выедены, среди почерневшего мяса белели ребра.
У Хинако перехватило дыхание. Пока Саёри всхлипывала, сидя на корточках перед кошкой, Хинако, в ужасе застыв позади, испытывала скорее безотчетный страх, чем сострадание. Маленькое мертвое тельце казалось восставшим из земли оборотнем, и ей нестерпимо хотелось броситься прочь от жуткого места.
— Саёри! Побежали бабушке скажем!
Но Саёри лишь отрицательно мотала головой, тихонько гладя кошку по загривку, ласково теребя хвост и окликая по имени. В конце концов она поднялась с земли и, подхватив любимицу под голову и хвост, понесла на руках. Из безвольно провисшего тела с обглоданной плотью капала мутно-желтая жижа, но Саёри, не боясь запачкать руки, отнесла кошку к обочине и уложила на траву. Затем подобрала ближайшую палку и стала рыть яму. В ответ на растерянный взгляд Хинако она объяснила, что должна сделать кошке могилу.
— Красивую могилу! Сделаю круглый холмик и выложу камнями. Даже специальное место будет для цветов и рыбы. — Саёри с упоением рассказывала, как замечательно у нее все получится. Она так увлеклась идеей строительства могилы, что совершенно позабыла о смерти кошки.
Именно в ту минуту Хинако смутно ощутила, что их с Саёри мысли разнятся, словно шелк и хлопок, а души воспринимают этот мир совершенно по-разному. Хотя, возможно, именно это различие их сближало.
Тем не менее после переезда они лишь обменялись несколькими простенькими письмами, и на этом их связь прервалась. Возможно, виной тому было неумение обеих облечь собственные эмоции в слова. И если лицом к лицу им еще удавалось понять друг друга, то, вступив в силу обстоятельств каждая в свою жизнь, девушки оказались в абсолютно разных мирах.
Они еще не стали достаточно взрослыми для того, чтобы заполнить словами время, проведенное в разлуке, и уже не были настолько детьми, чтобы обходиться вовсе без слов.
Став взрослой, Хинако, иллюстратор по профессии, научилась выражать свои чувства в рисунках, да и слова сделались ей более послушны. Рисунки стали ее друзьями, проводниками в окружающий мир, сыграв ту же роль, что орудия труда в прогрессе человечества.
Интересно, а чему научилась Саёри? Какой она стала? Вот бы поймать эту девочку-цаплю да заглянуть ей в душу. Может, тогда Хинако смогла бы ухватить то главное различие, что ускользало от нее в детстве?
