Остров мечты - [43]
— Надо проверить, всех ли мы похоронили.
— Пора возвращаться, — снова повторила девушка.
— Мне кажется, там, на вершине насыпи, тоже были мёртвые птицы. Если мы оставим хотя бы одну, это будет вдвойне жестоко, — сказал Сёдзо и стал быстро подниматься вверх по откосу. — Я только посмотрю, — бросил он на ходу, оглянувшись на своих спутников. Девушка протянула к нему руки и что-то сказала, но он её не слышал.
Взобравшись на вершину насыпи, Сёдзо окинул взглядом деревья внизу — никаких белых пятен в их кронах не было заметно. Тогда он поднял голову и посмотрел на стоящее около него большое высокое дерево. Там виднелось несколько гнёзд, свитых из мелких прутиков, а рядом, на высоте метров пяти от земли, от ствола отделялся толстый сук, и на нём, ближе к середине, висело тело мёртвой птицы.
Кора дерева была грубой, узловатой, — забраться на него, судя по всему, не составляло особого труда, тем более что ствол оплетали толстые стебли лиан.
— Здесь тоже есть! Только одна! Сейчас я её сниму! — крикнул Сёдзо вниз. Разувшись и сняв носки, он взялся руками за ствол. Дерево было довольно старым, с дуплами. Упираясь в них ступнями и хватаясь за стебли лиан, он карабкался вверх. Никакого ощущения опасности у него не было.
Наконец он добрался до сука, и, взгромоздившись на него верхом, стал понемногу продвигаться к его середине. Птица была уже совсем близко. Подавшись корпусом вперёд, он протянул к ней руку, но в этот миг откуда ни возьмись прилетела цапля. Пронзительно крича и простирая крылья, она устремлялась прямо на него. Видимо, это была птица-мать, решившая, что Сёдзо покушается на её гнездо. Цапля была не настолько велика, чтобы представлять для него реальную угрозу, но, инстинктивно отпрянув назад, Сёдзо потерял равновесие. В панике он ухватился за ветку, но вместо неё в руках у него оказался стебель лианы.
Перевернувшись вверх тормашками, он машинально попытался зажать ветку между ногами и в результате угодил ступнями в петлю, образованную гибкими лиановыми отростками. Под тяжестью его тела толстый стебель распрямился, а отростки лианы крепко стянули его щиколотки. Всё это произошло так быстро, что он и вскрикнуть не успел.
Стебель, за который он держался рукой, вытянулся во всю длину, и Сёдзо окончательно повис на дереве вниз головой. Его охватил не столько ужас, сколько ощущение нереальности происходящего, как будто всё это совершалось в каком-то безвоздушном пространстве.
Кровь у него мгновенно прилила к затылку, перед глазами на бешеной скорости завертелись багровые спирали и рассыпались снопами искр, медленно рассеивающихся в темноте.
Сознание его помутилось. Он с силой открыл глаза, словно в отчаянной попытке приподнять медленно опускающуюся на него чёрную завесу.
Там, на противоположном берегу, виднелась панорама Токио — перевёрнутые громады токийских небоскрёбов.
Очертания их казались тусклыми — то ли из-за пелены, туманившей ему взор, то ли оттого, что солнце скрылось за тучами, — и сливались в одну серую глыбу. Но не обрушивающуюся, нет, — зажатая между иссиня-чёрным небом, похожим на зловеще вздымающееся море, и землёй, прозрачной и пустой, как небеса, эта серая глыба шевелилась и разбухала изнутри.
Она напоминала гигантское грибное гнездо — целое семейство серых грибов, растущих шляпками вниз.
Свет стремительно угасал. Надвигалась темнота. Небо зыбилось чёрными волнами, земля сквозила прозрачной чернотой. И только перевёрнутый с ног на голову город всё сильнее сиял бледным фосфорическим блеском.
А на его фоне смутно проступала картина пожарища: усыпанная светло-коричневым прахом земля, остаток рухнувшей стены, дерево с голым стволом, горящий трамвай, закручивающееся воронкой небо, людские крики…
И вот, поверх этой картины, «наплывом»… Вернее, нет, не так, — внезапно сама эта картина исказилась, подёрнулась рябью и стала раздуваться, а вместе с ней раздувались фосфорически мерцающие силуэты небоскрёбов, заслоняя собой чёрное небо и пустую, невесомую землю.
Из глаз Сёдзо хлынули слёзы и покатились по вискам. Отчего он плакал — от горя, от боли, от ужаса или от красоты брезжущего во тьме фосфорического сияния? Этого Сёдзо уже не знал.
Он лишь чувствовал, как набухающая серая глыба постепенно обволакивает его.
16
Спустя месяц Ёко Хаяси покинула клинику и вернулась в свою студию на старом складе в Сибауре. Там, сидя на лестнице, её уже дожидался братишка.
— Как ты догадался, что меня сегодня выпишут? — звонким от удивления голосом спросила она.
Мальчик принял свойственное ему сосредоточенное выражение. Нахмурив брови и глядя куда-то вдаль, он произнёс:
— У меня было такое предчувствие.
Они поднялись по ржавой лестнице наверх. Увидев надпись «Людям вход воспрещён», мальчик рассмеялся:
— А мне-то можно войти?
— Не обращай внимания. Теперь это уже не важно. — Ёко сорвала с двери бумажку и скомкала её в руке.
Солнце, уже по-летнему яркое, озаряло стены складов на пристани. В просветах между ними, подрагивая в струящемся воздухе, стелилась даль искусственной земли, слепящими бликами сверкало море, а на его фоне виднелась часть опоясывающей остров каменной стены с тихо плещущими под ней волнами.
Игорь Дуэль — известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы — выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» — талантливый ученый Юрий Булавин — стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки.
Ну вот, одна в большом городе… За что боролись? Страшно, одиноко, но почему-то и весело одновременно. Только в таком состоянии может прийти бредовая мысль об открытии ресторана. Нет ни денег, ни опыта, ни связей, зато много веселых друзей, перекочевавших из прошлой жизни. Так неоднозначно и идем к неожиданно придуманной цели. Да, и еще срочно нужен кто-то рядом — для симметрии, гармонии и простых человеческих радостей. Да не абы кто, а тот самый — единственный и навсегда! Круто бы еще стать известным журналистом, например.
Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света. Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса — который безусловен в прозе Юрия Мамлеева — ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия. В 3-й том Собрания сочинений включены романы «Крылья ужаса», «Мир и хохот», а также циклы рассказов.
…22 декабря проспект Руставели перекрыла бронетехника. Заправочный пункт устроили у Оперного театра, что подчёркивало драматизм ситуации и напоминало о том, что Грузия поющая страна. Бронемашины выглядели бутафорией к какой-нибудь современной постановке Верди. Казалось, люк переднего танка вот-вот откинется, оттуда вылезет Дон Карлос и запоёт. Танки пыхтели, разбивали асфальт, медленно продвигаясь, брали в кольцо Дом правительства. Над кафе «Воды Лагидзе» билось полотнище с красным крестом…
Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.