Остров - [2]

Менги сел на ящик. Так вот! Он отправился на поиски утраченных воспоминаний, хотел излечиться. Он хочет излечиться. В Ваннах, в Лорьене работа, конечно, найдется… Скорее всего придется работать на континенте, а жить, по возможности, на острове… Дом он отремонтирует, подновит. Ведь этим домам, сложенным из гранита, износу нет. Наконец-то он будет у себя, забьется в свою нору. И в конце концов забудет Гамбург. С рабством у Хильды будет покончено.

Склонившись головою друг к другу, дамы по-прежнему болтали, таможенник вертел еще одну сигарету. Монотонно тарахтел мотор; Менги машинально отбивал такт ногой, мысленно импровизируя соло на саксофоне. То, что не скажешь словами, по крайней мере можно выразить музыкой. Так, не открывая рта, он сыграл сам себе меланхолическую серенаду по случаю возвращения, пока вдали, словно корабль на якорной стоянке, не показался остров. Сначала будто бледный контур. Но вот появились очертания домов, сгрудившихся вокруг колокольни, похожей на башню замка. У берегов белела пена. Менги встал. Прошел на нос, оперся локтями на парапет, прикрывая ладонью глаза от слепящего солнца, которое садилось на горизонте. Виднелся короткий мол с несколькими лодками на причале. Но пройдет и часа, как сразу зажгутся огни бакенов и маяков. Он заметил маяки, и сердце екнуло. Когда стемнеет, они начнут свой разговор над морским простором. Стоило выйти из дома и пройти в глубь садика, возвышавшегося над пляжем, как слева, по ту сторону Кардинальского шоссе, открывалось целое созвездие маяков: одни, похожие на прожектора, вровень с водой; другие, более загадочные, загоравшиеся на миг, а затем меркнувшие; их свет вспыхивал вновь уже не совсем на том же самом месте, где следовало ожидать. Надо было следить за ними. Может, они передвигались, едва вы отворачивались от них? В этом было что-то тревожащее. Менги уже понял, что, как только он доберется, он бросится прямо на косогор. Это будет похоже на свидание, которое нельзя пропустить ни за что на свете. Впрочем, ему предстояла встреча со столькими вещами!

Всего лишь небольшое углубление, но когда-то оно достигало размеров настоящей пещеры. Почва была покрыта мелким, как пыль, песком. Во время прилива море катило туда свой вал, разбивавшийся на легкие прозрачные волны, от которых темнел песок, а когда вал отступал, каждая волна оставляла свой след. Как саранча взлетали со всех сторон морские блохи. Найдет ли он свою пещеру?..

Пароход издал протяжный гудок. Только у пароходов голоса, как у доисторических зверей. Тогда силуэты на молу пришли в движение. Менги вернулся к чемодану, взял под мышку саксофон. Но есть ритуал причаливания, который надо тщательно соблюдать. Стоя на узком мостике, рулевой не спешил: задний ход, медленно ход вперед… выброс первого троса… Разрезая белую пену, пароход приближался к молу… Сзади бросили второй трос… Пароход замер. Длинное путешествие Менги подошло к концу. Он прошел по мосткам и ступил на остров. Когда он удалился, почувствовал: все повернули головы ему вслед…

Ничего не изменилось. Однако ничего не было в точности таким, как прежде. Его не покидало мучительное ощущение, что он разглядывает выцветшие фотографии. Расположение домов в основном сохранилось. Миновав бакалейную лавку, вы попадали на крохотную площадь. Поразительно крохотную. Когда-то там стояли две каменные скамьи. Впрочем, там ли они стояли?.. Словно спотыкаясь, перебирал он воспоминания. Перед ним возвышалась церковь, но портал был скрыт строительными лесами. И гостиница выглядела по-новому. Та же самая, конечно. Разве раньше на окнах стояли горшки с геранью? Менги не помнил. В чем он не сомневался, так это в том, что статуя, которую он заметил на перекрестке, появилась недавно. Это было так нелепо — бронзовая статуя, что он подошел поближе. Немало отважных моряков, удачливых рыбаков и даже мореплавателей были уроженцами острова; однажды покинув его, они, случалось, не возвращались, но не было среди них людей необыкновенных. На черном гранитном цоколе незнакомец, вытянув перст в направлении континента, казалось, гнал кого-то прочь. Он был в гражданском костюме, в рубашке с воротничком и в галстуке, с непокрытой головой. Усы, как у Клемансо, густые брови, мясистый нос… Кто же это?.. Менги наклонился, чтобы прочитать надпись, и тут же отпрянул с бьющимся сердцем.

Жильдас Менги

Расстрелян фашистами — 1885–1944.

Его дед! Так от него скрыли, как он умер!.. И все-таки не может быть! Прежде всего, он никогда так не одевался. И потом у него совсем иначе были подстрижены усы… Да и никогда бы он не позволил себе такой нелепый жест: он был очень спокойным и уравновешенным человеком. Характер — не сахар, ничего не скажешь! Все ему подчинялись. Но когда он гневался, то только сжимал кулаки… Менги до сих пор не забыл о некоторых сценах между дедом и отцом… Как раз после одной из таких ссор его дед решил уехать… Менги поднял глаза. Может, этот указующий перст означал, что и его самого гнали прочь?.. Он опять почувствовал себя виноватым, как в детстве, когда дед останавливал на нем свой полный ярости, нестерпимый взгляд и говорил: «Опять глупости натворил!» И как давным-давно, ему захотелось ответить, залившись краской стыда: «Да, дедушка». Он отвернулся от статуи. Не стоит все-таки реагировать как мальчишка. Не будет старик ему портить радость возвращения. Но в душу уже закралось чувство тревоги. Может, из-за того, что перст указывал куда-то, где простирался город. «Убирайся… Нет тебе тут места…» Курам на смех! Твердой походкой Менги направился к гостинице. Схватившись за дверную ручку, обернулся, бросил взгляд на старика, застывшего в грозной позе, пожал плечами и вошел. Никого не было.