Осторожно — пума! - [29]
Когда осенью в торжественной обстановке отряд премировали за перевыполнение плана, ребята искренне жали руку начальнице.
— Спасибо тебе, Надежда Ивановна! А мы ведь побить тебя хотели — больно ты нас гоняла.
— А как же вы думали? Не поработаешь как следует, на совесть, так всю жизнь на крошках жить будешь.
И не столько премия, сколько гордость, что они стали первыми, они, которых отказывались брать на работу многие организации, посеяла крохи веры в себя, в свои способности.
«Тони, брат, не мучайся»
— Никто же не предполагал, что так получится. Как-то все случилось уж очень неожиданно… Если бы мы знали… — растерянно объяснил следователю Федор Прохоренко.
— Да, никто не предполагал… Но нужно было неукоснительно выполнять правила выбора места для лагеря…
Накануне все шло необычно ладно. Прекрасный солнечный день и отличная видимость помогли в два раза перевыполнить дневную норму. Закончив съемку надоевшего болотистого участка, отряд свернул палатки, завьючил отдохнувших за неделю лошадей и перебазировался в горное верховье реки Туюн. Рабочие работали быстро и слаженно, с подъемом и шутками. По пути не было больших марей, лошади не вязли, не падали, их не приходилось тащить за хвосты, и переход напоминал прогулку. Настроение еще больше улучшилось, когда по пути подстрелили двух глухарей.
Федор Прохоренко, практикант-топограф из Новосибирского топографического техникума, вторую неделю вел самостоятельную съемку. Как настоящему топографу ему выдали аэрофотоснимки района работы, кипрегель, планшет, подсобные инструменты, пять лошадей и рабочих. С рабочими у него установились хорошие, деловые отношения. Как-никак он уже отслужил срочную службу в армии, повидал людей и умел с ними обращаться. В отряде установились так помогающие работе взаимопонимание и хорошая дисциплина, основанная не на окрике, а на сознании необходимости выполнить точно и в срок важное дело.
Было и другое. В отряде подобрались отчаянные парни, которые считали ниже своего достоинства ныть и жаловаться на усталость, холодную воду рек, тяжесть похода по марям. Они презирали слабых, издевались над неловкими или неумелыми, смеялись над опасностями, хотя опытных таежников в отряде не было. Установилось шутливо-пренебрежительное отношение к трудностям дальневосточной горной тайги и превратностям экспедиционных работ.
Вот и сейчас. Федор слышал говор и смех идущих впереди рабочих, обсуждавших вчерашнее приключение.
— Он прет, как паровоз, по кочкам с баяном на горбу. (Баяном прозвали деревянный ящик — футляр кипрегеля.) Я пустой за ним не поспеваю, а Мишка и вовсе далеко отстал с планшетом-то. Кричит: «Погодите, черти, не бегите, я же упаду, планшет-то помочу». Ну я ему отвечаю: «Падай, брат, полежи, не мучайся…» Идущие сзади и вовсе на анекдоты перешли. Слышу, он кричит: «Алешка, давай сюда скорей, Мишка в мари утоп, один не вытащу!»
— А глубоко провалился?
— Да по щиколотку!
— Чего же сам он не выходит?
— Да он кверху ногами.
Взрыв хохота…
Вечерело. Выбрали место для нового лагеря на песчаной террасе речки. Федор еще в техникуме усвоил, что место для экспедиционного лагеря должно отвечать пяти основным условиям: оно должно быть сухое и ровное, безопасное (подальше от скал, падающих деревьев, обвалившихся берегов), близко к питьевой воде, обеспеченное дровами и кормом для транспортных животных. Лучшего места не придумаешь. Кругом редкий лиственничный лес. Место высокое, незатопляемое, сухое и ровное. Земля оленьим мохом покрыта и сухие листвянки кое-где торчат — отличные дрова. В речушке вода как слеза чистая. Для оленей, если бы они тут были, корма сколько хочешь, а вот для лошадей? А ничего, вот за речушкой, которую немудро вброд перейти, пойменный лес — там травы полно.
Так же как собирались из того лагеря, дружно разбили этот. В момент скинуты вьюки и привязаны к лесинам лошади, чтобы остыли и на воду сразу не набрасывались. Трое ставят палатки, двое валят сушняк на костер. И вот он уже весело трещит на берегу ласково булькающей речушки. Коновод Костя теребит глухарей. Отвесив нижние губы, дремлют стоя кони. Никто не обеспокоился тем, что померкла прозрачность воздуха. Красный шар солнца, затянутый влажным маревом, закатывался в тучу. Да и что тут страшного? Ну может пойти дождь, это не новость. Продукты есть, палатки крепкие, место высокое, настроение отличное.
Вот и обильный ужин готов. Отвязанные лошади не спеша, помахивая хвостами, спустились к воде, попили и побрели на ту сторону к траве.
— Ишь ведь скотина, а сразу понимает где что. Издали корм чуют.
— Небось на сопку-то не поперли.
Заснули под мерный стук дождя. А в горах бушевал ливень. К утру ливень спустился в долину. Дождь гремел и прогибал полотняные крыши. Речушка помутнела. От ее ласкового бульканья не было помина. Она зло ворчала и стукала галькой в водоворотах.
В такую погоду все равно не пойдешь на сопку, не станешь рубить просеки. Все лежали в палатках, покуривая и лениво перекидываясь словами. Прохоренко рассматривал аэрофотоматериал, намечая план действия в новом районе.
Как-то никто не обратил внимания, что коновод Костя накинул плащ и вышел из палатки. Видимо, увидев начавшую вздуваться реку, он решил перегнать лошадей с той стороны к лагерю. О своем намерении он никому не сказал, а просто перебрел через реку. Подумаешь, ведь не глубоко! Не глубоко-то не глубоко, а уже по колено. Пока он ходил по мокрым кустам, пока собирал лошадей, прошло часа полтора. За это время в реку влилась новая порция воды с гор, казавшаяся малой речушка просто взбесилась. Вода залила уже все западинки на пойме, где паслись лошади.
