Осталось чуть - [9]

- Будь ты проклят, сукин сын! Я от тебя ничего не приму! – Зарычал безногий. – Ежели б не ты, я б до сих пор на своих двух ходил, а не доживал свой век калекой.

Фрэд Кавано взял Линкольна под руку и потянул его прочь.

- Не обращайте внимания на Тэдди, - сказал он, стараясь перебить проклятия нищего, несшиеся ему вдогонку. – Когда он набирается дешевого шмурдяка, он даже не соображает, что городит.

- О нет, он прекрасно понимает, о чем говорит, - губы Линкольна вытянулись в ниточку. – Я эту песенку слышал уже много-много раз. Люди, которые пережили столько бед во время Войны за Отделение, винят в этом меня. Полагаю, они имеют на это право. Я также виню себя, хотя они вряд ли найдут в этом утешение.

Амос, ожидавший их, сидя на козлах коляски, во всем походил на Кавано с Макмаганом, словно брат-близнец. Он хлопнул вожжами, и лошади с цоканьем потянули коляску по улице. Из-под их копыт и колес коляски полетела грязь. Не смотря на все богатства, которые приносили Денверу близлежащие шахты, город не мог похвастаться ни единой мощеной дорогой. По сточным канавам бежали потоки воды, жилые кварталы утопали в тени деревьев. Большинство домов, в частности, и общественных зданий, было сложено либо из яркого красного кирпича, либо из местного желтого, что придавало городу приятный красочный вид.

Улицу наполняли шахтеры в рубахах без воротников и в синих комбинезонах вперемежку с деловыми людьми – такое знакомое зрелище, одинаковое что для Чикаго, что для Нью-Йорке. Однако, нет – мгновение спустя Линкольн вынужден был переменить свое мнение – в Нью-Йорке и Чикаго на улице вряд ли встретишь вооруженного бизнесмена.

Когда он высказал это вслух, губы Джо Макмагана искривились в горькой усмешке:

- Вот у человека есть больше того, чем он того заслуживает, и он не считает, что должен поделиться с другими, у которых таких денег нет, мистер Линкольн. Так вот такой человек будет полным дурнем, если будет полагать, что те не захотят попытаться немножко перераспределить богатство, нравится ему это или нет.

- Это правда, - ответил Линкольн. – А также правдой есть то, что однажды это разделение снова может разорвать нашу страну на части. У рабского труда гораздо больше проявлений, чем те, которые до сих пор видим мы в Конфедеративных Штатах.

Амос переместил табачную жвачку за щеку, сплюнул и произнес:

- Точно, черт побери! Вот поэтому мы вас и пригласили – обговорить все это.

- Знаю, - Линкольн снова вернулся к созерцанию улиц, проплывающих мимо.

Шахтер, торговец, банкир – о классе, к которому принадлежал человек, и о его состоянии можно было судить по тому, как тот одевается. О положении женщин иногда судить было труднее. Определить, кто из них был беден, а кто – нет, трудности не составляло, а вот если женщина одевалась так, как будто сошла со страниц еженедельника «Фрэнк Леслиз Иллюстрэйтед», а красилась, как проститутка – как можно было определить, проститутка ли она на самом деле или жена какого-нибудь новоявленного шахтного барона? В Денвере такая разница была менее ощутима, чем дальше на восток. Именно на востоке по косметике можно было сказать о женщине все. Здесь же правила были несколько иными, и в том, что одна, а то больше женщин стали женами местных нуворишей, шагнув под венец прямиком с панели, не было ничего удивительного.

По богатству своего убранства отель «Метрополь» мог посостязаться с лучшими гостиницами страны.

- Вот мы и на месте, мистер Линкольн, - сказал Фрэд Кавано. – Здесь уютно, так что устраивайтесь и готовьтесь к вечерней речи. Вы не поверите, сколько народу хочет послушать, что вы скажете о труде в наше время.

- И они это от меня услышат, - ответил Линкольн. – А вот, что они подумают, когда услышат, в каком месте я остановился? Не примут ли они меня тогда за одного из эксплуататоров, которых они так ненавидят?

- Мистер Линкольн, в Колорадо вы не найдете никого, кто бы возражал против хорошей жизни, - ответил Кавано. – Что выводит народ из себя – так это то, что во имя того, чтобы горстка купалась в роскоши, остальные вынуждены добывать себе на хлеб насущный, зарывшись в грязь по уши.

- Я понимаю разницу, - проговорил Линкольн. – Но вы напомнили мне, что главное состоит в том, что так много людей в Соединенных Штатах, как фактически все белое население Конфедеративных Штатов, этой самой разницы не чувствуют.

Отель «Метрополь» отвечал всем разумным стандартам роскошной жизни, впрочем, как и тем стандартам, что выходили за рамки разумного. Вымывшись в горячей воде в оцинкованной ванне в конце коридора, съев на обед пару свиных отбивных, Линкольн не мог бы отказать себе в удовольствии поваляться в постели, даже если бы для этого пришлось лежать на ней по диагонали, чтобы не упираться ногами в изножье, но сначала нужно было дописать речь.

Он все еще занимался оттачиванием своей речи, забыв даже об ужине, когда в дверь постучал Джо Макмаган.

- Собирайтесь, мистер Линкольн, - сказал он с порога. – Сегодня вечером мы собрали для вас полный зал.

Обещанный зал, конечно, не блистал роскошью оперного театра невдалеке от отеля «Метрополь». Вообще-то, это был танцевальный зал, у одной из стен которого на скору руку был сколочен помост. Но как и обещал Макамаган, он был набит битком. Имея за плечами богатый опыт оценивания количества аудитории, Линкольн определил, что в зале находится более тысячи человек – большинство из них шахтеры и рабочие перерабатывающих заводов. Были здесь и фермеры, а также тут и там толпу разбавляли владельцы лавок и магазинов – все они стояли плечо к плечу, ожидая, что он им скажет.