Осталось чуть - [81]

- Но я только делаю предположения, видите ли, - ответил на это Гамильтон. – А хотите, я свожу вас на воскресную службу в Табернакль, чтобы послушать, что говорят вожди мормонов своей пастве?

- Было бы чрезвычайно интересно послушать это, да и увидеть – тоже. - Ответил Линкольн. – А насколько терпимы они к тому, что гои посещают их службу? Мы можем сделать этого без излишнего шума?

- Нет абсолютно никакого повода для беспокойства, - заверил его Гейб. – В Табернакль может заходить кто угодно: они полагают, что некоторые из тех, кто посещает их службу, в конце-концов обратятся в их веру, и здесь они не так уж неправы. Вот когда будет построен Храм, он будет считаться священной землей, и, как я слышал, тогда гоям доступ внутрь него будет закрыт.

- Ну, если вы уверены, что все будет хорошо - тогда, - сказал Линкольн, - мне бы не хотелось отвлекать вас от ваших богослужений.

- О, вам вовсе не стоит беспокоиться об этом, - заверила его Джулиетт. – У них служба до двух часов пополудни не начнется – это для того, чтобы дать возможность приехать на нее людям с ферм и маленьких городков в округе.

- Так что у нас все получится, - заявил Гейб Гамильтон таким решительным тоном, словно он был главой железнодорожной компании, объявляющим о более высоких тарифах на перевозки.

На том и порешили. Линкольн провел воскресное утро за чтением «Путешествия пилигрима», и хотя он верил в Бога и считал себя христианином, его разочаровывало огромное количество проповедников, которые бездумно и безропотно принимали данность бытия, лишь бы регулярно посещать церковь. Путешествие сквозь дикость мира вместе с Баньяном41 устраивало его много больше: ведь он в полной мере познал, что такое долина Унижения, и много раз ему приходилось прилагать усилия, чтобы выбраться из трясины под названием Отчаяние.

Гейб и Джулиетт вернулись из церкви не задолго до полудня, и вместе с Линкольном перекусили сметанным на скорую руку обедом, который состоял из хлеба и колбасы, запитых кофе. После того, как с обедом было покончено, Гейб задал вопрос:

- Вы готовы, сэр?

- Полагаю, что да, - ответил Линкольн. – А нам обязательно выходить так рано?

Вскоре, однако, он понял причину подобной спешки. Как Джульетт и говорила, люди на службу в Солт-Лейк-Сити прибывали со всей округи. Да и самих горожан были толпы. Улицы вокруг Темпл-Сквер были заполонены экипажами, фургонами, лошадьми, мулами и толпами народу. Гамильтоны вынуждены были привязать свою коляску в нескольких кварталах от площади, а потом в компании с Линкольном, им пришлось медленно продвигаться по направлению к Табернаклю. В большинстве городов Линкольн бы всерьез обеспокоился, что приходится оставлять лошадь и экипаж так далеко от места назначения, но Солт-Лейк-Сити, с его крайне низким уровнем преступности, казался местом, населенным исключительно законопослушными людьми.

Рост Линкольна и его узнаваемое лицо заставляли одних людей останавливаться и глазеть на него в то время, как другие отходили в сторону, освобождая тем самым ему и его спутникам дорогу между гранитными блоками, которые скоро станут стенами Храма. Общим итогом всего этого стало то, что он, Гейб и Джульетт добрались до Табернакля примерно с той же скоростью, с какой они добрались бы до него, будь он неприметным и неузнаваемым гражданином.

Снаружи Табернакль выглядел внушительно, а внутри его единый огромный зал под выбеленным сводчатым куполом, который был украшен живыми и бумажными цветами, просто потрясал всяческое воображение.

- Можно собрать всех людей, кои присутствовали в обоих залах, где меня номинировали президентом, и они все равно потерялись бы среди здешнего собрания, - заметил Линкольн. – В любом случае, сколько людей может вместить это место?

- Двенадцать-тринадцать тысяч – где-то так, - ответил Гейб Гамильтон.

Женщины преобладали в центре храма, в то время, как мужчины составляли большинство в боковых приделах. Гамильтон повел свою жену и Линкольна на верхнюю галерею, а не в сам зал, объяснив это так:

- Если вы хотите, мы можем сесть в передних рядах, но тогда они будут нацеливать некоторые из своих проповедей прямо на нас.

- Спасибо, но я имел в достатке нацеленных на меня проповедей, - ответил на это Линкольн, в ответ на что Гамильтон ухмыльнулся.

- Если не возражаете, - продолжил Линкольн, - то давайте найдем одно место у прохода, чтобы я мог вытянуть эти свои длинные ноги.

Усевшись, наконец, на место, он с живым любопытством стал оглядываться вокруг. Табернакль, казалось, впитывал в себя все новых и новых людей так же охотно, как сухое полотенце впитывает в себя воду. Многие входящие останавливались для того, чтобы испить воды из громадного бака у одной из дверей, пользуясь оловянными кружками, специально предусмотренными для этой цели.

В передней части Табернакля были расположены хоры, причем члены церковного хора между собой не перемешивались – мужчины сидели с одной стороны, а женщины – с другой. Когда заиграл большой орган, Гейб Гамильтон вынул из кармана свои часы.

- Значит, ровно два часа, - произнес он, подводя свой хронометр.

Распорядитель из мирян в костюме с просторным пиджаком объявил гимн. Он стоял достаточно далеко, но Линкольн прекрасно слышал его – акустика в зале была великолепной. Он уже приготовился к тому, чтобы добавить свой голос к голосам людей, окружавших его, но, как оказалось, прихожане не пели – пел только хор. До этого он уже слышал, что здешний хор настолько великолепен, что его можно единожды услышать и умереть от счастья. Однако, он такого бы не сказал. «Хор хороший, но ничего выдающегося» - таков был его мысленный вердикт. А вот орган, аккомпанирующий хору, был чем-то особенным: мощь инструмента поражала, игра была поистине потрясающей – да, пожалуй, такого он не слышал нигде.