Осталось чуть - [77]

- Обещаю, - ответил Дуглас.

В последнее время он не отказывал Анне ни в одной ее просьбе. Состояние ее здоровья заметно ухудшилось в то время, как он был абсолютно здоров. Он тихо вздохнул. Он никогда не хотел затмить ее, не хотел, чтобы она жила в его тени, но именно так и произошло. В начале – еще тогда, когда они впервые повстречались в Балтиморе почти полвека назад – она стояла выше его. Она была свободна в то время, как он все еще находился в рабском ярме. После своего побега он послал ей весточку, и она пришла. Все годы, что минули с того дня, она дала ему домашний уют, вдали от которого он бывал так часто, и прекрасных детей, в воспитании которых он принимал так мало участия. А сейчас она слабела день ото дня. Он снова вздохнул. Он ничего не мог сказать, он ничего не мог сделать. Он опоздал на годы – нет, на десятилетия, - чтобы что-либо сказать или что-либо сделать.

- Не беспокойся обо мне? – Задала она вопрос, выкрав мысль из его головы, словно ловкий карманник – кошелек из кармана. – Со мной все будет в порядке. Что бы ни случилось – все в руках Божьих. Но что бы ни случилось, никогда не садись ни на какой пароход.

- Я уже пообещал, - проговорил Дуглас. – Мое обещание не станет крепче оттого, что я повторю его.

- Ты просто помни об этом, вот и все, - сказала Анна и поковыляла на кухню, всем телом опираясь на свою палку – болели измученные ревматизмом суставы.

Дуглас знал, что ему следует писать, перенести те минуты страха, пережитые на борту «Королевы Огайо» на бумагу, найти те слова, которые побудят как черных, так и белых к волевому усилию, потребному для того, чтобы уничтожить Конфедеративные Штаты и таким образом облегчить положение миллионов негров, все еще находящихся в рабстве. Первые части его статьи, в которых говорилось о его страхе перед порабощением в случае, если пароход выбросило на конфедератской стороне реки, привлекли к себе общее внимание и заслужили похвалу. Газеты и журналы с нетерпением жали продолжения и обещали очень хорошие гонорары.

Но в данное время писательский зуд покинул его. Он тряхнул головой и криво улыбнулся. Как ветеран публицистики, он знал, что писать нужно тогда, когда требуется что-то написать, а не тогда, когда залетевшая муза осыплет свои волосы волшебным порошком и коснется твоей макушки волшебной же палочкой. Он также знал, что ему пока еще можно было не писать, и поэтому вместо того, чтобы подняться вверх по лестнице в кабинет, он вышел на улицу.

На улице внук одного из соседей пытался удержать равновесие верхом на велосипеде-«пауке». Огромное переднее колесо велосипеда по высоте почти равнялось росту седока. Виляя то туда, то сюда, он прокатился мимо, гордо помахав рукой Дугласу.

Дуглас помахал ему вослед. Он жил в Рочестере вот уже почти тридцать пять лет – достаточно долго, чтобы большинство его населения принимало его как нечто само собой разумеющееся, невзирая на цвет его кожи. Ныне, в городе не практиковалось разделение межу цветными и белыми ни в омнибусах, ни в трамваях, ни в других общественных местах. Однако, так не было, когда Дуглас впервые появился в этих местах, на севере штата Нью-Йорк. Теперь же он с гордостью мог сказать, что в произошедших за последние годы переменах была немалая толика его труда.

- Осторожно, Дэниел, - крикнул он, но поздно.

Колесо «паука» влетело в рытвину, и велосипед опрокинулся, сбросив своего седока на землю с довольно большой высоты. Мальчишка поднялся, поставил на колеса велосипед и начал снова упрямо карабкаться на велосипед. «Будешь падать, пока у тебя не получится», - подумал Дуглас, одобрительно покачав головой. – «Это единственный способ научиться».

Помимо нескольких церковных шпилей, над городским ландшафтом возвышались высокие коробки мукомольных заводов. Зерно поступало в Рочестер изо всей окружающей местности (долина Дженеси славилась своими фермерскими угодьями на все Соединенные Штаты) и шло отсюда дальше по каналу Эри, по железным дорогами и водным путем через Великие озера. От своего дома, который стоял у вершины небольшого холма, Дуглас мог обозревать весь город вплоть до серо-голубых вод озера Онтарио. И если бы эти воды не были пресными, то можно было бы подумать, что пере ним простирается море.

Как всегда по глади озера неторопливо скользили баржи и маленькие пароходики. Из их труб валили клубы дыма, и точно такие же клубы дыма выдыхали трубы рочестерских фабрик. Воздух, однако, здесь был намного лучше, чем в Сент-Луисе или в других западных городах, потому что сжигаемый здесь уголь был лучшего качества, чем тот, что использовали на Миссисипи.

Несколько необычно больших дымов привлекли внимание Дугласа. Суда, из труб которых поднимались эти дымы, были также необычно большими и, как оказалось, двигались в построении. На их фоне Рочестер действительно стал казаться морским городом: бывая в Бостоне или в Нью-Йорке, он часто видел флотилии военных кораблей, идущих в порт в формациях, напоминающих ту, что он видел сейчас.

И только эта мысль пришла ему в голову, как корабли окутались облаками дыма. Расстояние, с которого Дуглас наблюдал за судами, было велико, поэтому он сперва подумал, что, что у кораблей взорвались паровые котлы. Но затем ревущий звук, наконец, достиг его ушей и заставил застыть на месте. Холодок от пережитого ужаса пробежал вдоль спины. Он слышал такой звук совсем недавно, и тогда этот звук исходил с южного берега Огайо.