Осталось чуть - [41]

Снаружи кто-то начал палить из шестизарядного револьвера – выстрелы следовали один за другим. Сэму оставалось только надеяться, что стреляли в воздух.

Всюду на перекрестках мальчишки-разносчики газет размахивали экземплярами «Вига», «Экземинера», «Диспетча», «Инкуайрера» и «Сэнтинела». Торговля у них шла бойко: адвокаты и торговцы, священники и фермеры, коммивояжеры и кучера, даже редкие грамотные цветные – все толпились вокруг них, швыряли им монеты, чтобы получить причитавшийся им свежий номер.

И какую бы газету ни продавал любой из мальчишек на любом из перекрестков, главный заголовок был один и тот же: «Сегодня истекает срок ультиматума».

Ну, а меньшие заголовки уже отражали весь спектр мнений и давали волю фантазии: «Президент Лонгстрит должен ответить на последнее оскорбление со стороны янки», «Флот заявляет, что готов к выходу в море», «Передвижение войск в Кентукки», «Поступили сведения о концентрации войск янки в Миссури!». И везде, словно отбивая барабанную дробь, повторялось слово: «Война!», «Война!», «Война!».

Генерал Томас Джексон, чьим делом как раз и была война, вел своего коня сквозь весь этот шум и гам, словно сквозь дождь, снегопад, артиллерийский обстрел или подобные им незначительные помехи.

- Мы зададим им трепку, ведь так, Стоунвол? – Прокричал ему толстый мужчина в окровавленном мясницком переднике.

- Мы не находимся в состоянии войны с Соединенными Штатами, и Соединенные Штаты, в свою очередь, не объявляли нам войну», - ответил Джексон.

С того момента, как он выехал из здания Военного департамента, чтобы в очередной раз предстать перед президентом, ему пришлось повторить эту фразу несчетное количество раз.

- И, надеюсь, они не сделают этого. Мир слишком ценен, чтобы его можно было вот так просто выбросить на помойку, как платье, из которого вырос.

Эти слова явно были не тем, что хотел услышать мясник:

- Мы зададим им трепку! – Упрямо проговорил он.

Джексон проехал на лошади мимо толстяка, более не обронив ни слова. И снова звучал тот же самый вопрос, или его вариация – его еще трижды окликали, а ведь он еще не успел проехать и полквартала. И каждый раз он давал тот же самый ответ, начиная сожалеть, что вообще с самого стал отвечать на вопросы.

У подножья Шокоу-Хилла людские толпы схлынули, и он стал взбираться наверх, оставляя за спиной Капитолийскую площадь и центр города. Джексон невольно испустил вздох облегчения: ему не нравились большие стечения народа - он предпочитал одиночество. Тем не менее, долг был превыше любых предпочтений. Долг был превыше всего.

Один из часовых, отдав ему честь, так же не удержался:

- Полагаю, мы раздолбаем этих проклятых янки в пух и прах, ведь так, сэр?

С солдатом Джексон мог разговаривать более открыто, чем с гражданским на улице, который вполне мог оказаться шпионом США:

- Если нам придется воевать с ними, капрал, будьте уверены, что мы разобьем их.

Подъезжая к крыльцу, Джексон снова увидел ландо посланника США Джона Хэя, стоящее перед входом. В последние дни Хэй зачастил к Лонгстриту – он был здесь таким же частым гостем, как и Джексон. И повод их визитов был один и тот же – правда, если переговоры посланника и президента Конфедерации увенчаются успехом, Лонгстриту и Джексону уже не будет нужды совещаться так часто. Кучер Хэя сидел на козлах, терпеливо ожидая своего начальника и читая номер «Ричмонд Виг». Он учтиво кивнул головой Джексону и вернулся к чтению.

Моксли Соррел провел Джексона в приемную.

- Мистер Хэй прибыл, чтобы получить ответ президента на ультиматум, - почти шепотом сообщил глава секретариата.

- На это дерзкое заявление может быть только один ответ! - Прорычал Джексон.

Соррел кивнул в ответ. Ни один из них не жаловал другого, но оба одинаково относились к тому, что являло собой интересы Конфедеративных Штатов.

Джексон уже собирался сказать что-то еще, но тут дверь в кабинет президента открылась, и оттуда, мягко ступая, вышел Джон Хэй, красивое лицо которого представляло собой сейчас застывшую, ничего не выражающую маску. Джексон вежливо поднялся со стула, чтобы поприветствовать его. Хэй ответил ему полупоклоном.

- Сэр, я вынужден прийти к заключению, что ваш президент в данный момент более настроен прислушаться к вашим советам, нежели к моим.

Моксли Соррел прошел вперед, чтобы проводить посланника до двери, но Хэй жестом остановил его:

- Нет, спасибо, сэр, я сам найду дорогу.

И вышел. Будь у него хвост, то он наверняка стоял бы сейчас трубой.

- Проходите, генерал, - позвал через открытую дверь президент Лонгстрит.

- Благодарю, Ваше Превосходительство, - ответил Джексон.

Он, как обычно, закрыл за собой дверь, затем сел на указанный ему стул, опять же по своему обычаю, держа спину прямо.

- По всему увиденному, могу ли я заключить, сэр, что вы указали Соединенным Штатам, что они не имеют никакого права вмешиваться в наши внутренние дела?

Джеймс Лонгстрит кивнул головой. Он выглядел довольным.

- Именно это вы и должны заключить, генерал. Скажи я ему что-либо другое, то я, вне всяких сомнений, подвергся бы импичменту, осуждению, после чего ровно через неделю меня бы с позором отстранили от должности – и я сам также проголосовал бы за свое осуждение. И в свою очередь, могу ли я заключить, что мы находимся в полной готовности к возникновению любой чрезвычайной ситуации?