Осталось чуть - [40]

Напротив, для республиканской партии Конфедеративные Штаты – это… (уж очень напрашивается фраза «туз в рукаве», но нет, мы воздержимся) незаконнорожденное дитя в семье народов, а поэтому в Рождество оно не должно получать свою долю праздничного пудинга. Что ж, незаконнорожденное дитя уже перевалило за возраст восемнадцати лет, и этот нехороший байстрюк вдруг неожиданно располнел аж на две провинции, проглоченные вместо пудингов, которых его некогда лишили. И неудивительно, что президент Блейн близок к тому, чтобы разразиться громами и молниями!

Тем не менее, вопрос, стоящий на повестке дня, состоит - или должен состоять (непонимание различия между двумя этими понятиями - одна из главнейших причин взрывов котлов, семейных разладов и вытягивания из колоды карты в надежде заполнить ею пробой в середине "стрита") не в том, имеют ли право Соединённые Штаты выражать своё недовольство по поводу сделки, только что заключенной между Конфедерацией и Мексикой, а в том, даёт ли нам означенная сделка легитимный casus belli ?

А вот в этом позвольте усомниться. Есть подозрение, что если бы Соединенные Штаты предложили сверх предложенной цены, которую согласилась уплатить Максимилиану Конфедерация, еще эквивалент стоимости бронзовой плевательницы и вдобавок пары свечей, «звезды и полосы» развевались бы сейчас над Чихуахуа и Сонорой, а, может быть, еще и над опасными кактусами Нижней Калифорнии, и тогда вой и скрежет зубовный раздавался уже из Ричмонда, а вашингтонские политики восседали бы вольготно в своих креслах, гладкие и довольные, как коты, объевшиеся сметаны.

К худу ли, к добру ли, но, скорее всего, и к худу, и к добру одновременно, продажа Максимилианом Соноры и Чихуахуа производит впечатление мирной и в достаточной мере добровольной, так что те, кто разнюхивают обстоятельства сделки, вряд ли почуют вонь, что заставит их зажать носы, что по представлениям современной дипломатии сродни чуду. Мы находим чертовски неудобным тот факт, что нам приходится делить континент с людьми, которые не захотели жить с нами в оной стране, но нас лучше привыкнуть к данному обстоятельству, потому что Конфедеративные Штаты не выказывают не единого намека на то, что они завтра упакуют вещички и переедут в Тибетское нагорье. При всем при том, что мы можем огорчаться по поводу сделки, мы не имеем права пытаться повернуть ее вспять силой оружия. Возможно, нас и перехитрили, но ведь не оскорбили, а то, что нас перехитрили, еще не является причиной, достаточной для того, чтобы начинать войну, и если бы так было всегда, то наш бедный, живущий в страданиях, мир никогда бы не знал коротких – слишком коротких! – блаженных мгновений, когда пули не свистят в воздухе».

Едва он отложил перо, как в контору, шумно хлопнув за собой дверью, вернулся Клей Херндон.

- Сэм, у тебя уже есть что-нибудь из того, что ты хочешь сказать, готовое для набора? – Требовательно спросил он. – Новости об ультиматуме уже продаются мальчишками на улице. Если мы быстро не сдадим в печать, нас опередят. «Баха Калифорниан» уже во всю силу бьет в барабан войны.

Он быстро опустился на свой стул и начал яростно писать.

- Да, я готов, - Клеменс показал другу только что написанные листы. – Что сказал мэр?

- Сутро? – Херндон даже не глянул поверх своих листков. – Судя по тому, что он говорит, мы завтра будем уже в Ричмонде, послезавтра – в Атланте, а послепослезавтра – в Новом Орлеане. Гип-гип ура!

Мировоззрение мэра явно доставляло ему извращенное наслаждение.

- Ты же голосовал за Блейна в прошлом ноябре, Клей, - напомнил ему Сэм. – Чего же ты сейчас не в «Калифорниане» и не бьешь в барабан войны вместе с ними?

Херндон вскинул брови.

- Я? О, я бы хотел, чтобы мы всыпали мятежникам по первое число, только вот Блейн прет, не разбирая пути, пытаясь наверстать восемнадцать лет за несколько месяцев. Вот! – он отбросил перо и сунул исписанный лист Клеменсу. – На, это мои, а мне дай посмотреть, что сам накрапал.

Сэм небрежным почерком внес несколько изменений в текст Хернона: тот использовал наречия так же, как плохой повар использует специи, исходя из максимы: чем больше, тем лучше. Но, несмотря на это, он похвалил своего друга-репортера:

- Хорошая статья.

Статья называла Сутро напыщенным дураком, основываясь на его собственных высказываниях, а такой способ – лучший способ что-либо доказать.

- Спасибо. – Отозвался Херндон. - Ты, кстати, мог в своей статье просто заявить: «Чума на оба ваши дома!» и баста, но я даже рад, что ты этого не сделал. Так даже забавнее получается.

Дверь неожиданно распахнулась, и в комнату влетел Эдгар Лири. Кто-то уже успел продавить ему шляпу, но репортер этого даже еще не заметил.

- На углу Маркет и Гири-стрит они вешают чучело Лонгстрита! – Выдохнул юноша.

Снял котелок и с волнением в голосе воскликнул:

- Весь город сошел с ума!

Помятая шляпа в его вытянутой руке, как будто, служила доказательством его словам.

- Напиши об этом. Только быстро. – Ответил Сэм, забирая у Херндона листки с передовицей

- Похоже на то, что меня опять не послушают, - он вздохнул. – И почему меня это не удивляет?