Осоковая низина - [99]

Дорога теперь была песчаная, приходилось все чаще слезать с велосипеда и вести его, солнце припекало, по лицу катился пот, рубаха промокла, но отдыхать Ильмар уже не останавливался.

И вот — наконец-то!

Больше всего Ильмара поразил высокий горизонт. Казалось, там, вверху, такой огромной водной массе просто не удержаться — и сейчас она хлынет на берег. Но ничего подобного не происходило. Море простиралось могучее и неподвижное.

Ильмар долго смотрел вдаль, вслушиваясь в не слыханный доселе плеск волн, крики чаек, а кругом было светло и свежо. В груди зрел непонятный восторг.

Затем внимание Ильмара привлекли вытащенные на берег лодки. Небольшие весельные карбасы с плавно изогнутыми бортами, удобные и легкие. И моторные лодки с каютами, латунными винтами и рулями. Вот Ильмару бы такое суденышко! Переправился бы на другой берег. А если палубу настлать, так можно и подальше пуститься. Ильмар читал в книжках о чудесных островах в южном море, коралловых рифах, пассатных ветрах…

Ильмар скинул туфли и забрел в море. Какое-то время наслаждался бегущими между ног волнами, разбивающимися об утрамбованный песок. Ильмар искупался бы, но идти в воду он один не решался. Море не мельничное озеро и не пруд Дрониса. Ильмару захотелось найти Артура и не только искупаться, а даже попросить у его родственников лодку. Но ему это не удалось. Он дважды медленно проехал рыбацкий поселок из одного конца в другой, заглядывал во все дворы и окна, но Артура нигде не увидел.

Ильмар вернулся на берег. Пришлось искупаться одному. Он слыхал, что в море есть первая, вторая, третья мели, но теперь, когда он забредал все глубже, страх перед морем показался смешным: ни коряг, ни омутов, дно ровное, как стол. Ильмар купался и плескался, пока его не зазнобило и у него не разыгрался аппетит. Съев взятый с собой хлеб и попив воды, он стал соображать, что делать дальше. Ехать обратно еще не хотелось, было только четыре часа, а на взморье он может остаться до шести; и еще попадет домой засветло.

У Ильмара возникла заманчивая идея. Правда не очень уверенный в успехе своей затеи, он взял велосипед и повел к ближайшему дому.

— Здравствуйте, — поздоровался Ильмар с вышедшей к нему женщиной. Вокруг ее глаз сбегались глубокие морщины.

Женщина выжидательно смотрела на Ильмара.

— Не могли бы вы дать мне лодку? Немного покататься.

Сказав это, Ильмар затаил дыхание.

— Лодку?

Женщина, казалось, немного растерялась, затем пристально вгляделась в Ильмара.

— Ну, как не дать?

В такую удачу даже не хотелось верить. Женщина велела взять прислоненные к сараю весла и немного прошла вместе с Ильмаром.

— Вон та, вторая с краю. Один в воду столкнешь?

— Да.

Эту легко скользящую, с грудью чайки лодку никак не сравнить с тупоносой, раскрашенной плоскодонкой сапожника. Длинные весла так и гнали лодку вперед, и берег все удалялся. Волны становились все выше, но плавнее, под дном лодки чувствовалась темная пучина. При мысли о ней делалось немного жутко. Однако настроение было великолепным.

Только когда полоса сосен на дюнах заметно сузилась, Ильмар опомнился и повернул назад, к берегу.

Несколькими днями позже, держа вожжи и кнут и бредя по рыхлой земле за лошадью, впряженной в борону, Ильмар думал о том, что в «Викснах» хозяйничать никогда не будет, а, как вырастет, уйдет отсюда — все равно куда, только бы не остаться тут.

Но он не смел пока никому говорить об этом. Даже матери.

Эрнестина положила в корзину шкатулку для рукоделия, три вышитые скатерки и сверху укрыла платком, чтобы не видели, что несет. Затем срезала на клумбе для Густава десяток нарциссов и отправилась по своим воскресным делам. Тропа вела мимо дома врача, потом по мостку через реку мимо кладбища, мимо школы, до крутого берега, на котором в деревьях пряталась церковь. Эрнестина ходила этой тропой много лет, то была воскресная тропа, и мысли на ней тоже были воскресными.

Могилу Густава Эрнестина содержала в образцовом порядке. На бетонном, напоминающем зернистый мрамор, обрамлении выгравированы имя, даты рождения и смерти Густава. Могила усажена цветами и березками и всегда чисто прополота. Летом и осенью у подножия креста лежат цветы. Это уже второй крест на могиле Густава, старый сгнил в основании, и прошлым летом Эрнестина заказала столяру другой, дубовый. Однако забота о вечной обители Густава не очень утешает Эрнестинино сердце. Она считает это скорее долгом, который выполняет как можно добросовестнее, чтобы никто не мог ее ни в чем попрекнуть. Это отнюдь не значит, что безвременная кончина Густава оставила ее безразличной. Вместе с Густавом они прожили двадцать пять лет, и тут лежит также ее часть их общей жизни, однако, помимо этих настроений, Эрнестину у могилы Густава всегда пронизывает непрошеная мысль — не удери он тогда в Граки… Эрнестина не любит Граки и все-таки живет здесь, ей не нравится деревня, но в город она не перебирается, ей надоело гракское общество, но другого она не ищет. И всякий раз Эрнестина уходит от могилы подавленная и недовольная жизнью.

Но на сей раз она недолго думала о прошлом. Выйдя из кладбища, Эрнестина увидела свою приятельницу Швалковскую, топавшую навстречу по тропинке. Барышня спешила. Румяное детское личико в капельках пота, несколько более крупных капель стекают по третьему подбородку.