Осоковая низина - [9]

— Вилма не любит, когда трогают ее рояль.

То была старая хозяйка. Она сурово взглянула на Алису и обождала, пока та не закроет крышку и не покинет комнату.

Дома Эрнестина спросила:

— Ты не заболела?

— Нет, — ответила Алиса.

Она не могла ни солгать, ни сказать правду. Жалованье госпожа Ренге обещала платить в последний день месяца и свое обещание выполнила.

— Получите, вы это честно заработали! — благосклонно сказала она и протянула деньги.

Алиса поблагодарила и сунула их в карман фартука. Убирая коридор, вытерла руки и пересчитала деньги. В сущности и считать-то нечего было: за три недели — триста рублей. Алиса остолбенела. Проработала одиннадцать дней и надеялась получить, по крайней мере, тысячу. Это была бы третья часть того, что необходимо на новое зимнее пальто. Алиса горлом почувствовала стук сердца.

Управившись с заданной работой, она набралась храбрости и постучала в дверь хозяйкиной комнаты.

— Да!

Госпожа Ренге писала на розовой бумаге письмо. Прикрыв его ладонью, она не без раздражения спросила:

— Что вам нужно?

— Простите, пожалуйста, что помешала, но…

— Что такое?

— Тут все за три недели?

Алиса мяла в руке деньги.

— А сколько же вы хотели?

— Мне казалось, что по сто рублей за день.

Хозяйка рассмеялась.

— Бедное дитя, какая вы все же наивная! Хотите, чтобы мы вас кормили, и еще требуете такие деньги! Один фунт масла стоит восемьдесят рублей!

Алиса лишилась дара речи. Она потупилась и вышла.

Никогда ей еще не было так стыдно за себя.

Эрнестина пошла к Ренге и сказала, что за такое маленькое вознаграждение ее дочь работать не будет.

— Ведь она сама согласилась, — удивилась хозяйка.

— Она вас не поняла.

— Мы не виноваты, что она плохо родной язык знает. Кроме того, она мальчика ничему не научила.

— Вы давали ей другую работу.

— Мы?

— А кто же?

— Она хотела угодить моей маме. Характера у девушки нет. Это я поняла сразу. По линии руки увидела, это уж на всю жизнь. Очень сожалеем, что получилось такое недоразумение.

Алиса опять должна была искать работу.

Как раз в это время все больше стал сдавать Криш.

Он спал теперь у Гертруды на кухне. Утром, поднявшись с постели, забирался в угол, чтобы никому не мешать, и сидел там до вечера. Он вдруг так ослабел, что не мог даже спуститься на двор. Затем начал жаловаться на боли. Сидел, согнувшись, положив руку на живот, и раскачивался взад и вперед.

— Надо позвать врача, — сказала Эрнестина.

— Позвать можно, — согласилась Гертруда, — но все и так понятно: мочевой пузырь.

— Не надо врача, — отозвался Криш.

Гертруда послала Алису на Александровский рынок за толокнянкой, сделала настой и дала Кришу. Но ему не полегчало. Однажды утром он уже не мог встать с постели.

— Дедуня, тебе очень больно? — спросила Алиса, присев на край кровати.

— Больно.

— Может быть, пройдет.

— Не пройдет; когда умирать пора, не проходит.

Криш сказал это совсем спокойно, но Алиса вздрогнула.

Боль все усиливалась, и Криш стонал, особенно по ночам. Гертруда не переносила его стонов и оставалась чаще у Нелды и Курситисов, чем у себя на квартире. Алисе становилось страшно, что дедушка лежит один и мучается. В любую минуту может настать его последний час, и дед скончается в одиночестве, всеми покинутый. Алиса брала книгу и шла к нему. Она пыталась читать вслух, надеясь, что хоть немного отвлечет деда. Но Криш не слушал. Правда, с внучкой ему было все-таки лучше, и Алиса оставалась у дедушки на ночь.

Однажды Криш протянул высохшую руку, словно хотел погладить Алису по голове, но рука тут же упала обратно на одеяло.

— Я никогда тебя не видел, Алиса, — сказал он почти шепотом.

— Нет, дедуня, ты видел.

— Ты тогда еще маленькая была. Большую я тебя не видел.

Криш начал бредить.

— Держите! Это он убил! — вдруг закричал дедушка и хотел сесть.

Дрожа всем телом, он метался на кровати, пока к нему не вернулось сознание. Алиса отерла взмокший лоб деда.

— Что с тобой, дедуня?

— Я их не выдал. Боялся, что они и меня…

— Ладно, дедуня, ладно… Нечего сейчас о снах думать.

— Это не сон, детка. Я должен был указать на них, а послушал ее и…

Алиса рассказала своим про странные речи деда.

— Его грех мучает, — сказала Гертруда.

Так Алиса узнала, что лет сорок тому назад, когда Балодисы еще не приобрели этот участок, у Криша на глазах рано утром в подворотне зарезали человека. Убийцы велели Кришу не распускать язык и скрылись, Несчастный скончался. Прохожие позвали городового и кинулись во все стороны искать убийц, но так и не нашли. Гертруда бранила Криша за то, что позвал к умирающему людей: дети еще малы, что она станет делать, если и Криша прирежут? Спустя несколько дней Криш встретил одного из убийц у вокзала. Столкнулись лицом к лицу и узнали друг друга. Рядом стоял городовой, но Криш прошел мимо. О жене и детях подумал.

— Вот бог простить и не может, не приберет никак, — заключила Гертруда и про себя прочитала «Отче наш»…

Последние две недели были для Криша ужасны. Он уже не помнил себя, громко стонал, кричал нечеловеческим голосом.

— Сильное сердце, — сказал приглашенный Рудольфом врач и вспрыснул морфий. Затем делать инъекции пришла сестра милосердия и, как только действие укола проходило, колола снова. Платил за все Рудольф, не разрешая никому тратить ни копейки.