Осоковая низина - [81]

— Мне надо вернуться в «Апситес».

— Детка, ты лечиться должна еще.

— Тут я не вылечусь. Если мне постоянно надо будет думать о том, что делается там.

Последний приход мужа расстроил спокойную жизнь Алисы, которую создала ей мать. Утешая дочь, Эрнестина снова и снова объясняла ей, насколько необоснованно требование Петериса и что у Алисы нет причины волноваться.

— И почему ты так боишься его?

— Я не знаю.

Сказать о том, что Петерис считает ее дармоедкой, она не решалась даже матери.

Ходить в церковь Алиса теперь стеснялась, боялась, что ее, считая больной, будут избегать, провожать осуждающими взглядами. Однажды вечером, когда Эрнестина с Ильмаром ушли к Дронисам, Алиса взяла псалтырь и стала тихо, для себя, напевать знакомые церковные песни. Надеялась таким образом успокоить себя.

Неожиданно постучали в дверь, Алиса вздрогнула.

— Пожалуйста, войдите!

— Извините, я думал, что Ильмар дома.

Артур посмотрел на черный томик с золоченым крестом и улыбнулся.

— Помогает?

— Вы, наверно, не верите…

Алиса хоть и догадывалась, что Артур неверующий, но ей это трудно было представить, потому что безбожников она всегда считала корыстными, лживыми, жестокими, а Артур кроткий, добрый, не гонялся за мирскими благами и почетом, — чуть ли не образец и пример другим верующим.

Сегодня обычной сдержанности Артура и в помине не было.

— Зайдите ко мне! Я вам кое-что покажу.

Алиса последовала за парнем в его комнату.

— Смотрите, что я купил!

На окне стоял небольшой ящичек.

— Это радио?

— Правда, еще нет настоящей антенны. Но уже работает! Послушайте!

Артур помог надеть наушники.

— Слышите?

Откуда-то издалека улавливались тихие звуки скрипки.

Немного послушав, Алиса сняла наушники.

— Ну?

Алиса у госпожи Винтер и у дяди Рудольфа видела более внушительные радиоприемники, их можно было слушать без всяких наушников. В сравнении с теми этот проигрывал, но ей не хотелось огорчать Артура, и она сказала:

— Чудесно!

— Посидите, если не торопитесь, — предложил Артур.

— Спасибо.

Артур сел на кровать. Поднял плечи, скрестил ноги; с минуту смотрел на Алису:

— Я не хотел вас обидеть.

— Чем?

— Ну, этим псалтырем.

— Вы меня не обидели.

Артур немного помолчал.

— Верить надо человеку, а не выдумке.

— Но ведь необходимо и что-то святое…

Алиса не могла подыскать нужных слов.

— Уважали бы люди друг друга побольше, были бы у них такие возможности, вот это и есть святое! Тогда и любви к цветам стыдиться не надо было бы.

На столе тихо тикали карманные часы.

— Вы хотите вернуться в «Апситес»?

— Вам мама говорила?

— На вашем месте я этого не делал бы.

— А как поступили бы вы?

— Начал бы жизнь сначала.

— Будь у меня побольше сил!

— Сил у вас достаточно.

— В каком смысле?

— Да в любом.

Вернувшись к себе в комнату, Алиса задула лампу, встала у окна и долго смотрела в темноту. Ей сказали, что сил у нее достаточно. Это для нее значило чрезвычайно много.

После рождества Петерис в корне переменил отношение к Жене. Он был с ней только хозяин, никаких пустых шутливых разговоров. Видно, ее это устраивало: если Петерис невзначай скажет лишнее слово, Женя сразу наморщит лоб и замолчит. Лишь во сне Петерис нет-нет да видел ее доброй и приветливой и после этого долго не мог уснуть, все думал о том, что нечего ему было так робеть осенью. А когда Эрнестина отказала ему в деньгах на землю, Петерис и вовсе пожалел о собственной скромности. По крайней мере, насолил бы теще.

Но это было мимолетно. А если заглянуть поглубже, то Петерису все больше не хватало Алисы. Масло на рынок теперь возил он сам, и это, оказывается, канительное дело. Ни Лизета, ни Женя не умели так взбивать масло, как Алиса, покупатели, браковали его.

И за Петерисом мать так не ухаживала, как Алиса. Случалось, банный день, а для него и чистой рубахи нет. Носки подолгу валялись нестираные и нечиненые. Падая с ног от усталости, Алиса заботилась о нем куда усерднее матери.

Но не выгода заставляла думать об Алисе. Петерис все больше чувствовал, что ему не с кем поговорить. Правда, теперь, когда Алиса жила в имении, у них разговоры не шибко ладились, но возвратись она в «Апситес», все вернулось бы в прежнее русло. Мать перечила Петерису, оставалась непреклонной, Алиса обычно уступала. Стоит не то слово сказать, мать ложилась в постель и по три дня не разговаривала. Алиса, наоборот, норовила угодить ему, только бы не сердился. Петерису от этого становилось легче на душе, хотелось быть добрым.

Была еще одна причина. Дронис затевал летом большие строительные работы и настаивал, чтоб кто-то стряпал на ремесленников. С этим ни Лизета, ни батрачка так, как Алиса, не управляется.

Петерису понадобился целый месяц, чтобы побороть неприязнь к теще и снова поехать в имение. Велев Лизете отрезать кусок мяса, Петерис запряг лошадь.

— Чего так мало отрезала? — упрекнул он мать.

— Весь свет не накормишь.

— Так ведь я не чужим везу!

— Этой Курситихе мне и ломтя жаль.

— Разве я ей везу?

— Она что, жрать не будет? Смотреть только?

— Можно было побольше.

— Господам много не надо.

Петерис угрюмо велел завернуть мясо и пошел к повозке.

Алиса встретила его взволнованная.

— Так долго не ехал, видно, рассердился?