Осоковая низина - [146]

Был уже июнь.

Однажды Алиса надела свой новый черный костюм и уехала в Ригу. Заранее написала Ильмару, и сын встретил ее на вокзале.

— Ты хорошо выглядишь, как-то моложе и бодрее.

— Правда?

Алиса улыбалась.

Из школы пришла Валда, а вечером на минуту забежал Гундар. Он отпустил длинные волосы и темную бороду, отчего казался Алисе совсем чужим — прямо как иностранные гитаристы, которых она видела у Зенты на страницах «Лиесмы». У Гундара была невеста, он жил с ней на даче, на осень намечалась свадьба.

Поужинав, Гундар сказал:

— Я уезжаю.

— Ты сегодня дома ночевать не будешь? — спросила Валда.

Гундар интеллигентно взглянул на мать и не ответил. Подошел к Алисе проститься.

— Мы, бабушка, наверно, уже не увидимся.

— Я останусь тут еще два дня.

— Мне навряд ли удастся заскочить.

Алиса торопливо отыскала сумку и достала конверт.

— Это тебе. Твоя доля.

— Ну-ну! Бабушка! Прямо шоковая ситуация.

Гундар уже вышел из того возраста, когда посмеиваются над всем на свете, смотрел на мир вполне серьезно, разве что временами грустно улыбался. Валда была растрогана и удивлена, а Ильмар рассердился.

— Ведь мы с тобой договорились.

— А я решила по-своему.

— Как говорится, спасибо, бабушка, но…

— Положи деньги обратно в сумку! — настаивал Ильмар.

— Если мама так решила, не можешь же ты запретить ей! Она знает, что делает! — воскликнула Валда, осознавая неповторимость момента.

Алиса попыталась запихнуть деньги Гундару в карман, но брюки так плотно прилегали к телу, что конверт смялся и в карман не полез, Гундар, словно застыдившись, взял деньги и сунул в свой портфельчик.

— Спасибо, спасибо.

Скрывая смущение, он как-то недоуменно улыбнулся и вышел.

Потом, когда Ильмара не было рядом, свою долю, после больших отговорок, приняла и Валда.

— Ты Ильмару не говори! — наказала Алиса.

— Все равно потом узнает.

— А сейчас не говори.

Валда поцеловала Алису, поблагодарила.

— Я куплю на это чешскую хрустальную вазу. Будет хорошая память о тебе, когда… Ведь когда-нибудь мы все умрем, не правда ли?

На другой день, оставшись одна, она прибрала кухню, заперла квартиру и вышла на улицу. Села на троллейбус и, проехав порядочное расстояние, сошла и направилась к деревянному дому, который давно уже был не коричневым, а зеленым. Она заглянула подряд во все окна, но сквозь пыльные стекла увидела лишь занавески. Сами окна казались маленькими, неказистыми, иные даже покосились, особенно то, что над аркой подъезда. Сам дом, втиснутый между двумя большими, показался неожиданно маленьким, будто припал к земле, встал на колени.

Затем Алиса доехала до набережной Даугавы, пересела на автобус, а когда кончился город и начался лес, сошла. В первую минуту она растерялась, думая, что не туда попала. Не увидела ни петляющей песчаной дороги, ни луга, ни молодого леска. Прямое шоссе пересекало индивидуальные огородцы с будками, фруктовыми деревьями, луковыми и клубничными грядками, с разными, местами уродливыми, оградами, под которыми кое-где валялись мусор и отбросы. Все здесь казалось каким-то раскиданным, разворошенным, чужим.

Алиса еще раз спросила, так ли она идет.

— Да, да. Ступайте только прямо!

И вот Алиса наконец узнала пригорок, на котором лазила в детстве, пасла коров, играла с собачкой Фидзи. Это здесь стояли грабители, когда горел хлев. Холмик казался гораздо ниже, чем раньше, словно его стоптали, стерли, сосны тоже выглядели другими. Старые, должно быть, срубили, а новые еще не успели по-настоящему вырасти и казались мелковатыми, сухими. Алиса обошла бугор и наконец увидела дом. Но это был уже не тот дом. Облицованный белым кирпичом, он казался более холодным, в ее время стены были обшиты досками. Полусгнивший забор с кривыми воротами мешал разглядеть двор. Насколько видно, тот зарос, замусорен. Ветви большой, посаженной еще отцом яблони свисали через забор и осыпались последними цветами. В одном месте забор был проломан, и Алиса заглянула в огород. Седая толстая женщина ковырялась на грядке. Увидев, как Алиса стоит и смотрит, недружелюбно поморщилась.

— Что вам надо? Вы кого-нибудь ищете?

— Нет. Я тут когда-то жила.

Алиса просительно улыбалась. Женщина с подозрением рассматривала ее.

— Это было очень давно. Лет пятьдесят — шестьдесят тому назад, — пыталась пояснить Алиса.

Должно быть, женщина поняла, что перед ней лишь старый, глуповатый человек, и соображала, как бы поскорей избавиться. Но Алиса уже сама догадалась об этом.

— Простите, что я так…

— Ничего, ничего.

— Я тогда была ребенком и…

Раздался лай. Большой, сердитый пес кинулся прямо к дыре в заборе.

— Неро! Тихо!

Алиса пошла на кладбище, где они вместе с Ильзой часто смотрели, как хоронят чужих людей, плакали и пели вместе с провожавшими покойника. Липы, под которыми лежала ее подруга детства, разрослись, виднелись еще издалека, и, хотя они теперь казались немного чужими, встреча с ними пробудила в Алисе глубокое чувство. Когда же она вошла в ворота и стала искать глазами Ильзину могилу, то в недоумении остановилась — нигде ни могилы, ни креста, ни таблички, ни цветов. Алиса в растерянности прошлась сперва в одну сторону, затем в другую. Нет, все было на своих местах: липы те же, этот же колодец, главный вход. Не было лишь могилы. На ее месте росла трава, расширяя площадь перед воротами, где с давних пор праздновали поминовение усопших. Нарочно ли сровняли могилу или, забытая, она поросла травой? Куда девались близкие Ильзы, это допустившие? Разбрелись по белу свету? Умерли? Как за такое короткое время может исчезнуть человек, даже не оставив после себя могилы? Может быть, Алиса последняя, кто еще помнит, что там, под землей, лежит Ильза? А когда не будет Алисы? Никто не узнает, что на свете когда-то жила девочка с большими серыми глазами, мечтавшая посвятить жизнь калеке.