Осоковая низина - [121]

— Съешь простоквашей.

Ильмару редко удавалось отвертеться от ненавистного жестяного бидона. На станцию Ильмара отвозили на лошади Петерис или Алиса, только изредка ему приходилось десять километров мерить пешком.

Приятнее всего были субботние вечера. Ильмар в полной мере наслаждался тихой радостью, воцарявшейся в «Викснах» с его появлением. На этот раз он узнал, что основан колхоз. И то, что отца хотели поставить бригадиром. Поскольку самого Петериса рядом не оказалось, сын, как человек молодой и образованный, едва заметно ухмыльнулся и сказал:

— Мог бы показать себя, проявить свои таланты. А то все только мамой командует.

Петерис в последнее время ходил мрачный, часто сердился, но при сыне неожиданно становился словоохотливым:

— Что же там может выйти! Какой из этого Вилиса Вартиня бригадир? Начальников спаивать — вот это да! На это он мастак. Потому, наверно, и поставили. А как землю обрабатывать, понимает не больше, чем свинья в апельсинах! Да чего там! Языком только трепать умеет.

В полночь, когда Алиса стелила сыну постель в тепло натопленной комнате, Ильмар, как-то странно взглянув на нее, сказал:

— Этим летом я в «Виксны» не приеду.

— Почему?

— Теперь, когда вы в колхозе, помогать уже не надо.

— Мог бы и так просто пожить.

— Я женюсь.

Простыня в руках Алисы так и осталась неразвернутой.

— Мы уже обо всем договорились. Съездили к ее матери, так что…

Алиса вздохнула.

— Когда вы там были?

— Две недели тому назад.

Алиса развернула простыню, Ильмару стало легче говорить. И он рассказал, что невеста студентка, учится с ним на одном курсе, что она снимает отдельную комнату у тетки, там они смогут жить и после свадьбы, что он будет работать в государственной библиотеке, а оставшиеся два курса закончит заочно или еще что-нибудь придумает.

Алисе показалось, что голос у сына звучит как-то по-чужому, принужденно, и пока не решалась спросить, почему он не взял свою девушку с собой. Ильмар достал из книжки фотокарточку.

— Это наш курс. В сентябре прошлого года.

На широкой дугообразной лестнице стоят и сидят студенты, почти одни девушки. Снимок сделан после лекции, все при портфелях — кто держит в руке, кто поставил у ног. Ильмар ткнул пальцем рядом с гладким, красивым личиком.

— Вот она!

Карточка была небольшой, лиц много, и Алиса увидела лишь темные распущенные волосы, сощуренные в улыбке глаза, а вот есть ли на щеках ямочки, различить не могла.

— Ну?

— Какие красивые портфели, — ответила Алиса и вернула карточку Ильмару.

На другое утро Ильмар был неразговорчив, после завтрака вернулся в комнату, долго перебирал и листал книги, подаренные ему в отрочестве Артуром Лангстынем и другими.

Пришла Эрнестина и позвала обедать.

— Нельзя ли с женитьбой-то подождать? Боитесь, как бы любовь не остыла?

Она редко журила внука за что-нибудь, ничего особенного не сказала и на сей раз, однако Ильмар под ее укоризненным взглядом понурил голову.

Петерис тоже узнал о решении сына. В те редкие минуты, когда Петерису приходилось говорить о чем-то интимном, он смущался, деланно улыбался или же становился хмурым и резким. На этот раз он искоса взглянул на сына, неловко ухмыльнулся и бросил:

— Так жениться собрался?

Ильмар не ответил.

— Где же у твоей суженой старики живут?

— В Видземе.

Юноша назвал местность.

Затем сказал, что отец умер, что у матери новое хозяйство, что есть еще двое меньших детей, брат и сестра будущей снохи.

— Хутор справный?

— Да ничего.

— Стало быть, крепкая женщина.

— Наверно.

Когда Алиса укладывала в рюкзак караваи хлеба, Петерис заметил:

— Теперь больше нельзя будет так помногу давать. Сколько в колхозе заработаешь, столько и получишь. Совсем по-городскому.

— Как? — Алиса толком не поняла.

— Теперь уж придется самим зарабатывать.

Сын с минуту смотрел на отца в растерянности, затем вынул из рюкзака караваи и положил обратно на стол. Петерис покраснел.

— Пока еще можешь брать. Я только сказал, как теперь получается.

— Нет, спасибо.

Отец обиженно махнул рукой и ушел к себе в комнату. После настоятельных просьб Ильмар все же сунул в портфель полкаравая хлеба и кусок масла. Пустой рюкзак оставил в кухне на скамье. Ильмар не позволил также везти себя на станцию. Когда настало время уходить, он, глядя в сторону, пожал отцу руку, простился с Эрнестиной…

Алиса, как всегда, пошла немного проводить сына.

— Ты не сердись на него! Он ведь так не думает.

— Все равно. Я и сам понимаю, что не вправе что-то требовать. Да мне ничего и не надо.

Алиса прижалась лбом к плечу сына.

— Когда вы поженитесь?

— После сессии.

— Передай привет!

— Спасибо.

— И пускай она приезжает.

Дойдя до лесной опушки, Ильмар оглянулся на «Виксны» — серый, обшарпанный дом, серый бетонный хлев, серый сарай, несколько покалеченных яблонь. К этому унылому месту когда-то хотели привязать его на всю жизнь. Но еще мальчиком он горячо желал уйти отсюда.

И вот этот час настал.

Когда Алиса, проводив Ильмара, вернулась на кухню, Эрнестина сказала:

— Родному сыну каравай хлеба пожалел.

— Он вовсе так не думал.

— Должно быть, и мне скоро откажет в куске хлеба.

— Как ты можешь так говорить!

Эрнестина не стала спорить. Ушла к себе в комнату, достала из шкафа пропахшее нафталином пальто, повязала на голове косынку.