Осоковая низина - [106]

Алиса опасалась, что соседка притащила кролика. Петерис не любил, когда занимаются всякой дребеденью. Паулина развязала на корзине платок и извлекла черного котенка. Он тоненько запищал.

— Котенок!

— Ой, как он плачет! По мамочке тоскует.

— Попадет на хорошие хлеба, быстро утешится.

В «Викснах» жил большой пестрый кот, правда, довольно ленивый, но год-другой он мог еще послужить. Петерис не позволял держать больше одной кошки, и Алиса подумала, что теперь пестрого осенью надо будет топить. И придется это делать именно ей, ведь Петерис с «таким дерьмом» возиться не станет.

— Надо ли?

— Не нравится?

— Хорош, правда, но…

Паулина прижала котенка к щеке, затем подала Алисе.

— Берите-берите!

Паулина уселась рядом и стала выкладывать волостные новости. И только через некоторое время, словно между прочим, обмолвилась:

— Мой работник уходит.

— Куда?

— На конный пункт, директором.

О Паулине и Симсоне люди уже давно чесали языками, но о действительных отношениях со своим работником приятельница Алисе никогда не говорила.

— Останетесь в «Озолкалнах» одна?

— Чем же одной-то плохо? Одна голова, одна беда.

Паулина и не выглядела озабоченной или опечаленной, в ней скорее чувствовалась тайная радость и гордость. Алисе это было непонятно.

— Да…

— И вы тоже считаете, что работник этот мне был нужен скорее для ночной работы, чем для дневной?

— Я, право…

— А если и так, то кому какое дело?

— Милая Паулина, я в самом деле никогда этого не думала.

— Позвольте не поверить в вашу наивность. Только вот что я вам скажу: вас тоже в покое не оставили. Женя с молочного завода говорит, что она у вас кого-то отбила — и вы вот уже много лет коситесь на нее из ревности.

— Да сказки это!

— На чужой роток не накинешь платок. А что плохого в том, что нам с вами этих ухажеров пришивают? Они оба теперь в волости важными людьми заделались. Стыдиться нечего.

Паулина еще минутку посидела, затем встала, собираясь уходить.

— Черная кошка — признак хозяйкиной мудрости и доброй славы.

Взяв в одну руку мандолину, а другой прижав к груди котенка, Алиса в полной растерянности пошла домой.

На мандолине Алиса играла в первый и последний раз.

В Осоковой низине приметы нового времени ощущались слабо. Почти все жили и работали по-прежнему, людей не смущало и то, что вместо латов за молоко и хлеб платили теперь рубли, эти деньги были не такими уж чужими. Не очень удивлялись и тому, что Дронис бросил свою лавку и перебрался в «Апситес». Никого особенно не поразило и назначение Симсона руководителем машинно-конной станции — от него привыкли ждать чего-нибудь нового и необычного, знали, какой он горячий сторонник новых порядков, к тому же станция эта помещалась не в Осоковой низине, а в Петушиной корчме, и из местных хозяев никому брать лошадей напрокат пока не приходилось. Вот почему это событие умы людей особенно не занимало. Позабыли, казалось, и о том, что прежде Бруверис, и ездя по делам, и в воскресные дни, щеголял в айзсаргской форме, не то что теперь — ходит в волостное правление: в старом пиджачке да поношенной кепке.

А вот за лесом жизнь менялась куда ощутимее. На полях крупных хозяев хлопотали новые трудовые крестьяне, то тут то там возникали лачуги и небольшие домишки, совсем как лет двадцать тому назад в Осоковой низине, — так что видели уже и такое. Казалось, жизнь течет все спокойнее, на всякие слухи и разговоры о колхозах и других переменах, в общем, особого внимания не обращали.

И вот…

— Лиелкаев увезли!

— В «Лиекужах» всех взяли, один молодой хозяин скрылся.

— Барыню Винтер в имении не тронули.

— Да нужно ли было людей вот так…

— Кулаки получают по заслугам.

Толки шли на молочном заводе и в лавке, на мельнице и в дороге, когда люди перебирались с телеги на телегу, толки, минуя межи, переходили от соседа к соседу, проникали в брачные постели и лишь там затихали на подушках.

Алисе последние новости сообщила Паулина. Ей привез их Симсон, который по-прежнему жил у Паулины в «Озолкалнах» и ездил на новую работу на велосипеде.

— Ну, увезут… Жить ведь повсюду можно, — рассуждала Алиса.

— Из наших мест никого не увезут. Нет у нас таких хозяев. Единственный, в принципе, это Дронис.

Когда Алиса передала этот разговор Петерису, тот рассердился.

— Ума у тебя ни на копейку! Кто велел тебе держать дома добро Дрониса? Еще в такое влипнешь, что своих не узнаешь!

Еще зимой, когда Дронис постепенно перебирался из имения в «Апситес», он бочку керосина и два мешка сахару до дома не довез, сгрузил в «Викснах».

— Не беспокойтесь, я все это честно купил, никого не обманул. Но времена теперь ненадежные, всякое случиться может.

Петерис тогда не возразил, отказать неудобно было. А теперь ему казалось: в том, что они скрывают чужое добро, виноваты только Эрнестина с Алисой, которые всегда стараются угодить Дронису.

— Так почему ты тогда не отказал?

— Чего я стал бы отказывать, когда вы уже обо всем договорились? Вернее было бы отвезти обратно. Пускай куда хочет девает!

— Вечером и отвези!

— Почему я должен отвозить? Не я привозил. Пойди скажи, пускай приезжают!

— Как я ему это скажу?

— Ну, коли не хочешь, смотри, как бы саму не услали!