Осоковая низина - [103]

— Может быть, отнимут?

— Кто вам сказал?

— Идут такие слухи. Будто организуют колхозы и хуторов не оставят.

— Не обращайте внимания на слухи! А где люди жить будут, если хуторов не будет?

Эрнестина извинилась за беспокойство и простилась. Трудно было представить себе, что такой кроткий, застенчивый человек способен управлять волостной жизнью. По мнению Эрнестины, тут нужен такой, которого как-то побаивались бы. Волостное правление она покинула в таком же недоумении, в каком пришла туда.

Эрнестина, когда нуждалась в умном совете, обычно обращалась к Дронису.

— Новые хозяйства пока не тронут. Только на вашем месте я поступил бы немного иначе.

— А что вы мне советуете?

— Дом у человека для того, чтобы там жить. А вы в своем доме не живете.

— Так мне к зятю идти?

— Почему? Зять будет жить у вас.

— Значит, я должна отказаться от шитья?

— Вовсе нет.

— А кто ко мне туда с заказами приходить будет?

— Сейчас от каждого требуют лишь по способностям.

Дронис взглянул на Эрнестинины руки.

— Не беспокойтесь! Клиентки у вас найдутся. Вот хотя бы моя благоверная.

— Вы тоже на хутор перебираетесь?

— Помаленьку готовимся.

В разговор вмешалась госпожа Дронис:

— Теперь ведь лучше трудовым крестьянином быть, чем капиталистом.

Вернувшись домой, Эрнестина долго смотрела на свои руки и думала.

А несколькими неделями позже, в одно солнечное воскресенье, по застывшей в первый мороз дорожной грязи на двух лошадях приехали Петерис и Ильмар, погрузили на телегу кровать, шкаф, комод, швейную машину, другие пожитки и увезли Эрнестину в «Виксны».

Она поселилась в комнате, облюбованной пять лет назад, когда купили дом, — на так называемой «второй», или «парадной» половине, со входом из большой комнаты или «залы». В последние годы там жила Алиса. Теперь она перебралась в бывшую комнату батрачки. Эрнестина старалась устроиться как можно дальше от Петериса, притом она не теряла надежды опять когда-нибудь жить самостоятельно. «Парадная» половина была удобнее и в том смысле, что одну из двух маленьких комнат, в случае необходимости, можно было превратить в кухню, и получилась бы совершенно отдельная квартира.

Батрачка Янина вышла за Доната, теперь они вместе жили в «Силпетерах», там же им выделили десять гектаров земли, они завели корову, стали новыми крестьянами.

Расставание с Яниной оказалось более холодным, чем надеялась Алиса.

— Столько времени прожили вместе. Странно, что теперь так… — Алиса осеклась на полуслове.

— Вы ведь платили, — ответила Янина.

— У нас было не так уж плохо.

— В другом месте было бы еще хуже.

Когда Янина увидела, как смутила Алису, она, садясь на телегу, добавила:

— Ведь вы не виноваты.

Алиса одна ходила за скотиной, и Эрнестине волей-неволей пришлось взять на себя стряпню. Она также должна была помогать стирать, варить свиньям картошку, греть поросятам молоко, так что для шитья времени оставалось мало. Но пока тут, в Осоковой низине, и заказчиц-то не было.

— Не тужи, мамочка, — утешала-Алиса.

— А чему мне радоваться? Что живу, на зятевых хлебах?

— Ты ведь работаешь! И в собственном доме живешь.

— Уж лучше в богадельне жить.

— Милая мамочка!

Однако не помогали никакие слова утешения, Эрнестина замкнулась, разговаривала мало и за несколько недель сильно сдала.

Петерис тоже, с тех пор как в «Викснах» поселилась теща, стал нетерпимее и чаще сердился. Однажды, придя на кухню обедать, он не снял обляпанные грязью сапоги — хотел поскорее поесть и вернуться в поле, где оставил у плуга лошадей с навешенными торбами овса. Дни поздней осени коротки, и надо поторапливаться, чтобы еще до снега поспеть вспахать. Не успела Алиса позвать, как он явился. Эрнестина не поставила еще на стол тарелки.

— Что же, обеда еще нет?

— Уже готов, надо только на стол подать.

— Сколько же можно ждать?

— Пока барин грязные сапоги снимет, — спокойно ответила Эрнестина.

Петерис не привык, чтобы с ним так разговаривали.

— Я не к баронше пришел, чтоб мне сапоги снимать, — усмехнулся зять и густо покраснел.

Эрнестина промолчала. Поджав губы и не глядя на Петериса, поставила на стол тарелки.

— Почему ты такой сердитый? — спросила Алиса, входя на кухню.

— А ты чего? — чуть не закричал Петерис.

— Стряслось что-нибудь?

— Есть у меня время возиться тут с вами!

Когда Петерис, уходя, хлопнул дверью, Эрнестина сказала:

— Командир нашелся!

— Ему торопиться надо.

— Что ты все за него заступаешься!

— Кому же еще за него заступаться?

— Орет на тебя, как на собаку… Не будь ты тряпкой, и он другой был бы.

— Меня такой послушной воспитали.

— Брось ты это наконец!

Моя посуду, Эрнестина опять начала:

— Если бы не эти времена, сейчас же ушла бы отсюда. Ни минуты не осталась бы!

Вечером, когда Петерис ввел лошадей в хлев, Алиса подошла к нему и тихо сказала:

— Ты, пожалуйста, повежливее с мамой!

— Опять ты тут!

— И не ходи в грязных сапогах в комнату!

— Знаешь, что я тебе…

Петерис зажал в руке уздечку и стиснул зубы. С минуту он смотрел так на Алису, затем повернулся и кинулся вон из хлева.

Алиса долго стояла, прислонясь к Гитиному стойлу и не чувствуя, как жеребенок жует ее жакет, затем глубоко вздохнула и поднялась на сеновал за соломой, чтобы накидать коровам.