Особое озарение - Как суфии используют юмор - [2]
Некоторые востоковеды, никогда не слышавшие о юморе как об обучающем средстве (хотя в английском, столетней давности, переводе нескольких историй о Насреддине тот упоминается как мастер, обладающий тайной мудростью), естественно, обвинили меня в попытке сфабриковать образ муллы в качестве обучающего персонажа. Конечно, все это "выдумал" я. Вскоре после этого один путешественник, который обосновался в Пакистане и принимал участие в суфийских занятиях по Насреддиновским историям, опубликовал статью об этом в одном межрелигиозном журнале. Когда какой-то журналист упрекнул моих критиков за поспешность выводов, их представитель сказал: "Эта статья, конечно, фальшивка, она, должно быть, написана и помещена сюда самим Идрисом Шахом!"
Сейчас маятник определенно качнулся в обратную сторону, и повсюду появляются люди, пытающиеся доказать, что шутки их собственного производства, на самом деле, содержат мудрость, и я почти каждую неделю принимаю их партиями; и усердно пишутся книги теми, кто пытается нажиться на этой тенденции. Такие люди мало что знают о предмете, но ряду ученых придется решать, как обращаться с этим фактом. Поступая таким образом, эти "писатели" попадут в ситуацию, аналогичную той, в которую попал Насреддин в шутке, где его поймали за кражей овощей.
Удивление
- Так, - сказал садовник, - что ты здесь делаешь? Ведь сад огорожен стеной.
- Меня занес сюда сильный ветер!
- А как морковь оказалась выдернутой?
- Вот так я падал.
- А в мешке что?
- Постой-ка, так и я этому удивляюсь!
Вот тут-то они и удивляются...
Действительно, одним из наиболее замечательных открытий в литературной подаче юмора является так называемое "волшебство фокуса". Каждому знакомо чувство замешательства и жгучего любопытства: "Как делается волшебный фокус? В чем его секрет?" Что ж, вам объясняют. Давление и напряжение тайны вдруг исчезают: нечто убирают, оставляя незаполненный промежуток. В этом основная причина, почему маги обычно отказываются "раскрывать свои секреты".
Когда на лекциях или в книгах объясняют, как работают шутки, для чего они используются или как с их помощью можно развить поразительно эффективные импульсы проникновения, и как они высоко ценятся в подлинных духовных кругах, этот эффект очень ясно заметен в реакциях критиков и публики. Рецензенты пишут, что "это вообще не шутки" или что "вы делаете из мухи слона", или чувствуют, что "объяснения несодержательны, поверхностны". Однако ж, если не поддаваться соблазну объяснять, шутки можно использовать так, что их оценят и одобрят, и оппозиции не возникнет. Почему же? Прежде всего, некоторые наблюдатели явно враждебны с самого начала - выискивая, что бы покритиковать. Но все это не должно нам мешать, так как они, согласно поговорке, потребовали бы "воды помокрее", если бы такое было возможно. Они страдают тем, что я называю "потребностью возражать".
Чувство разочарования, наступающее, когда обнаруживается, что объяснение не столь драматично, как ожидание, заставлявшее наблюдателя делать предположения, вызывает этот спад и последующие насмешки.
Наиболее частая форма, которую принимает разочарование, - это громкие фразы типа: "как шутка может быть духовной?", "по-моему, это не очень глубоко..." На самом же деле, сбитый с толку, если не сказать расстроенный, комментатор оказывается в таком же положении, как и мальчик с мухой. Однажды один мальчик поймал муху и расчленил ее. От мухи остались головка, тело, крылышки и лапки - сама же муха исчезла! Он не заметил, что отдельные части, лежавшие у него на ладони, когда они были вместе и действовали, и назывались мухой. Они действовали как муха, и их нельзя не считать мухой. Муха летала. Полет мухи, вопреки замешательству мальчика, был проявлением, по крайней мере, одной из ее функций. Подобным же образом, действие шутки, пока ее не начнут критически анализировать, конечно, неоспоримо. И не вина мухи, что мальчик не может понять, как и почему она летает, или почему части мухи не выглядят как целая муха. Поэтому, когда мы имеем дело с наблюдателем такой же степени поверхностности, мы, конечно, не обязаны скрывать, до чего же, на самом деле, доходит его глупость.
Однажды мы поставили специальный иллюстративный эксперимент, чтобы продемонстрировать, сколь ограничен насмешник. Четыре филистера, считавшихся, однако, людьми интеллектуально развитыми, отрицали возможность психологического, не говоря уж о духовном, воздействия юмора, заявляя, что они могут "делать то же самое". Когда же их попросили показать это, двое отказались продемонстрировать свое понимание шуток. Двое других, принявших предложение из спортивного интереса, оказались совершенно не способны провести структурный анализ историй. Возможно, немилосердный зритель заметит здесь, что это была иллюстрация неспособности людей, приученных к власти без ответственности: нет нужды мочь делать что-то, если можно привести достаточно правдоподобные доводы, что этого делать не стоит. Но эти хвастуны являются подтверждением высказывания профессора Роберта Орнстейна: "У того, кто заявляет, что у него голова на плечах, чаще всего просто язык длинный".
Эта уникальная работа суфийского Мастера вводит во внутренний круг суфийской мысли. Книга содержит поразительно откровенный материал, который — шокирующим образом разбивает все стереотипы о духовности. Она посвящена тому, как быть и оставаться современным человеком, и в то же время развивать себя в другом измерении, а также тому, как люди порой упускают этот шанс, превращаясь в экзальтированных эзотериков. Книга «Знать как знать» была опубликована только после смерти автора.
Литературный редактор Evening News (Лондон) оценил «Суфии» как самую важную из когда-либо написанных книг, поставив её в ряд с Библией, Кораном и другими шедеврами мировой литературы. С самого момента своего появления это произведение оказало огромное влияние на мыслителей в широком диапазоне интеллектуальных областей, на ученых, психологов, поэтов и художников. Как стало очевидно позднее, это была первая из тридцати с лишним книг, нацеленных на то, чтобы дать читателям базовые знания о принципах суфийского развития.
В книге собраны героические военные рассказы, путевые заметки, советы по покупке ковра, мудрые притчи, рецепты афганских блюд от шеф-повара Гиндукуша, анекдоты о Мулле Насреддине. Эти поэтические истории перенесут вас в Афганистан – древнюю страну заснеженных горных цепей и суровых пустынь Регистана, виноградин величиной со сливу и бесценных ковров с изощренным рисунком, мудрецов Газни, Балха, Герата, Туркестана…Забирайтесь на вашу великолепную арабско-монгольскую лошадь и присоединяйтесь к афганскому каравану.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Из введения, написанного Дорис ЛессингНаписанная ведущим представителем суфизма, книга "Учиться как учиться" является полным введением в образ мышления, который вдохновляет людей во всем мире Из откликов на его многочисленные книги, лекции, радио и телевизионные программы, Идрис Шах выбирает вопросы, задаваемые ему домохозяйками и бизнесменами, философами и рабочими, чтобы показать, как традиционные суфийские подходы могут помочь нам .в решении .наших. социальных, психологических и духовных проблем.
Практическая философия в суфийской традицииОсновным препятствием в развитии человека и реализации им собственной уникальной судьбы автор считает Командующее Я. Книга Идриса Шаха раскрывает природу этого явления и неявно показывает пути преодоления его влияний. Произведение стало на Западе классическим и теперь впервые публикуется в России. Шах обращается со своим посланием не столько к нашему уму и чувствам, неизбежно искажающим тонкую природу передаваемых методов, сколько к глубочайшему сознанию. Искусно пользуясь нелинейными аналогиями, сказками и историями, автор сообщает читателю некую особую энергию мысли, которая поразительным образом позволяет нам самим, вопреки себе, начать по-другому понимать и действовать в этом обычном, но непростом мире.
Монография посвящена одной из ключевых проблем глобализации – нарастающей этнокультурной фрагментации общества, идущей на фоне системного кризиса современных наций. Для объяснения этого явления предложена концепция этно– и нациогенеза, обосновывающая исторически длительное сосуществование этноса и нации, понимаемых как онтологически различные общности, в которых индивид участвует одновременно. Нация и этнос сосуществуют с момента возникновения ранних государств, отличаются механизмами социогенеза, динамикой развития и связаны с различными для нации и этноса сферами бытия.
Воспоминания известного ученого и философа В. В. Налимова, автора оригинальной философской концепции, изложенной, в частности, в книгах «Вероятностная модель языка» (1979) и «Спонтанность сознания» (1989), почти полностью охватывают XX столетие. На примере одной семьи раскрывается панорама русской жизни в предреволюционный, революционный, постреволюционный периоды. Лейтмотив книги — сопротивление насилию, борьба за право оставаться самим собой.Судьба открыла В. В. Налимову дорогу как в науку, так и в мировоззренческий эзотеризм.
В монографии впервые в литературоведении выявлена и проанализирована на уровне близости философско-эстетической проблематики и художественного стиля (персонажи, жанр, композиция, наррация и др.) контактно-типологическая параллель Гессе – Набоков – Булгаков. На материале «вершинных» творений этих авторов – «Степной волк», «Дар» и «Мастер и Маргарита» – показано, что в межвоенный период конца 1920 – 1930-х гг. как в русской, метропольной и зарубежной, так и в западноевропейской литературе возник уникальный эстетический феномен – мистическая метапроза, который обладает устойчивым набором отличительных критериев.Книга адресована как специалистам – литературоведам, студентам и преподавателям вузов, так и широкому кругу читателей, интересующихся вопросами русской и западноевропейской изящной словесности.The monograph is a pioneering effort in literary criticism to show and analyze the Hesse-Nabokov-Bulgakov contact-typoligical parallel at the level of their similar philosophical-aesthetic problems and literary style (characters, genre, composition, narration etc.) Using the 'peak' works of the three writers: «The Steppenwolf», «The Gift» and «The master and Margarita», the author shows that in the «between-the-wars» period of the late 20ies and 30ies, there appeard a unique literary aesthetic phenomenon, namely, mystic metaprose with its stable set of specific criteria.
Книга представляет читателю великого итальянского поэта Данте Алигьери (1265–1321) как глубокого и оригинального мыслителя. В ней рассматриваются основные аспекты его философии: концепция личности, философия любви, космология, психология, социально-политические взгляды. Особое внимание уделено духовной атмосфере зрелого средневековья.Для широкого круга читателей.
Книга дает характеристику творчества и жизненного пути Томаса Пейна — замечательного американского философа-просветителя, участника американской и французской революций конца XVIII в., борца за социальную справедливость. В приложении даются отрывки из важнейших произведений Т. Пейна.
Книга известного французского философа Мишеля Фуко (1926–1984) посвящена восприятию феномена безумия в европейской культуре XVII–XIX вв. Анализируя различные формы опыта безумия — институт изоляции умалишенных, юридические акты и медицинские трактаты, литературные образы и народные суеверия, — автор рассматривает формирование современных понятий `сумасшествие` и `душевная болезнь`, выделяющихся из характерного для классической эпохи общего представления о `неразумии` как нарушении социально — этических норм.