Особо опасная статья - [3]

Телохранитель, так и не успев вернуть брюки на место, рухнул как подкошенный.

– Ты что творишь, кретин?! – зло прошипел старший, наблюдая за комой переводчика.

– Он представлял опасность, – констатировал Феликс. – Ты заметил, как он на кобуру посмотрел? Нет, ты видел, как он смотрел на эту долбаную кобуру?!

В глазах француженки засветился неподдельный ужас. Старший знал этот взгляд. Через мгновение раздастся визг, который заглушит все звуки в школе. Стараясь выглядеть как можно учтивее, он указал на край стола, поднес палец к губам, словно прося не делать глупых поступков, и тихо и быстро произнес:

– Je ne serai pas violent, ne craignez rien.[5]

– Qui etes vons?[6] – Леденея от страха, она убрала руку с края стола, подобрала под себя юбку и уселась на столе, как изваяние.

– Это не важно, – пробормотал про себя старший и мягко поднял на нее взгляд. Он знал, как нужно разговаривать с испуганными женщинами. – Je voudrais voir le Kainakoff.[7]

– Vous parles de Nikolas Kainakoff?[8]..

– Oui, madame, – уже почти ласково подтвердил спутник Феликса, почувствовав после вопроса, что, если разговор затянется или усложнится, нехватка лежащего на полу телохранителя и переводчика будет ощущаться более явственно. – Ou est il?[9]

– Je vous le ramenerai tout-a-l'heure![10] – вскричала прекрасная преподавательница и живо соскочила со стола.

– Нет-нет, – остановил ее спутник Феликса. – Это тему мы уже проходили.

И протянул ей трубку, снятую с телефона.

– Может, ее снова положить, как лежала, да разговорить? – вмешался неугомонный Феликс, еще не отошедший от красоты французских ног.

– Qu est ce qu il a dit?[11] – заметив движение его руки, быстро спросила француженка и отстранила от уха трубку.

Старший поморщился и махнул рукой – межнациональное обозначение понятия: «пустяк, не заслуживающий внимания».

Пока она что-то быстро говорила в трубку, старший повернулся к Феликсу и отчетливо произнес:

– Еще раз откроешь рот, бью без предупреждения. Где бы ты его ни открыл.

Коля Кайнаков оказался рыжим малым с хитрым взглядом, довольно сообразительным для своих девяти лет.

– Вы не охранники.

– Мороженого хочешь? – Феликс плохо играл роль человека, любящего детей. За что тут же получил удар ученическим ботинком в голень.

– Твою!.. Сс… – сломался пополам шестифутовый громила и стал яростно растирать пораженную кость.

Переведя тяжелый взгляд с напарника на мальчика, старший мягко произнес:

– Vouz ne me reconnaissez pas, Nicolas?[12]

– Faites ve…nir linter…pre…te,[13] – cтараясь изо всех сил, выдавил ученик в сторону учительницы.

– Я ваш новый охранник, Коля, – сообразив, сообщил старший.

– А где Дима? – упрямо спросил мальчуган.

– У него корь.

– Как у мсье Жоржа? – третьеклассник покосился на ноги, торчащие из-под стола.

– Еще хуже. Пойдем, тебя зовет папа.

Пожав плечами, Коля направился к двери. Старший повернулся к прекрасной француженке и приложил к своим устам палец. Феликс тоже развернулся, провел рукой по горлу и, не сводя взгляда с декольте на ее блузе, сказал:

– Adieu, ma bonne.[14]

Все ушли.

– Moscou la ville sainte… – забормотала преподавательница, молниеносными жестами приводя в порядок свою одежду и прическу. – La voila la populace, la lie du peuple… Sans foi ni loi…[15]

Схватив с соседнего стола тетрадки, она машинально перебрала их и снова бросила на стол.

– Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain…[16]

Подбежав к двери, она уперлась в нее плечом, но неожиданные гости защелкнули ее на сломанный замок и теперь его невозможно было открыть ни снаружи, ни изнутри.

Она билась о дверь, призывая идущих мимо учеников позвать кого-нибудь на помощь, просила открыть дверь, но все проходили мимо.

– Dites donc, оn ne parle donc pas francais dans cette boutique?[17]!

– «Адью, ма бонне», – презрительно пробормотал мужчина, усаживаясь за руль. – И это все, дефективный?

– Давно это было…

– Поехали к папе, слоны.

– Заткнись, сучонок!..

– Тебе конец.

– Ты или заткнешься, рыжий, или я тебе сейчас ранетку откручу…

– Заткнитесь оба.

Глава первая

Через пятьдесят две минуты после случившегося в здание на Печатниках, что в восьмидесяти шагах от церкви Успения, прибыл старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Иван Дмитриевич Кряжин. Он был в сопровождении трех оперативников МУРа и эксперта-криминалиста.

Для школы французского образа жизни такое явление в диковинку. До этого в ее стенах телохранителей не били и детей не похищали. Директор, серый, как узник перед расстрелом, ходил за Кряжиным тенью отца Гамлета, бормотал о невозможности произошедшего, чем вызывал в следователе явную антипатию.

– Вы поймите меня правильно, – твердил директор, – это из ряда вон выходящий случай. Наша школа гордится репутацией порядочного заведения, и все это не должно лечь пятном на ее прошлое и настоящее.

Словом, всеми возможными способами пытался уговорить Кряжина не предавать это дело огласке. Наверное, директор был в шоке. И плохо соображал, к кому обращается.

– Вы не поняли, что произошло, господин Гоффе? – остановился Кряжин на полпути от входа до центральной лестницы. Взгляд его светился желтыми огоньками сарказма. – Так я вам объясню. Из вашего порядочного заведения похитили ребенка. И только благодаря профилю вашей школы свидетельница смогла сообщить о случившемся лишь через полчаса. Она говорила по телефону до тех пор, пока за пульт оператора Службы спасения не сел человек, учивший в школе французский язык. Где эта дама?