Ослепительный нож - [21]

- Очаг погас, - вздохнула амма Гнева. - Сиди… Отыщу трут, сызнова вздую огонь…

- К чему бы это? - прозвучал во тьме вопрос Евфимии.

- Что? - Амма Гнева чиркнула кремнёвыми каменьями.

- К чему бы вдруг очаг погас? Хозяйка раздувала пламя, потом сказала:

- К нечаянному гостю…

В дверь вскоре заскреблись.

- Кто там? - Боярыня сняла засов и радостно воскликнула: - Янина! - Однако тут же увидала, что гостья не одна. И сурово обратилась к её спутнице: - Как ты осмелилась покинуть боярский дом, Бонедя?

- Пани Бонэдия! - поправила, входя, полячка и сразу бросилась к Евфимии: - Оццец!.. Оццец!..

Не зная подходящих русских слов, шляхтянка перешла на польские. А её спутница, тоже полячка видом, но в сравнении с Бонедей не красавица, перевела слова подруги:

- Вчера отец твой с государем прибыл на Москву. Василиуса царь ордынский поставил на великое княжение. Иван Дмитрич ждёт тебя домой немедля.

8

Отец с дочерью сидели рядком в палате для уединённых письменных занятий и не могли наглядеться друг на друга.

- Взросла стала! - улыбался Иван Дмитрич в пышные усы, поглаживая бритый подбородок. - В пору под венец идти. А венец уж близок.

- А у тебя седины прибавилось, - дотрагивалась Евфимия тонкими пальцами до густых белых кудрей отца.

- Ещё бы не прибавиться! - Боярин вздохнул, вспоминая тяжёлую ордынскую прю. - Знаешь ли, что Настасья Юрьевна по приезде мужа в одночасье скончалась?

- Господь с тобою! - Евфимия прижала руку к груди, как бы переживая сызнова недавние злоключения в обществе Анастасии Звенигородской.

- Не посылывал князь Юрий вестонош, мыслил из собственных уст потонку сообщить супруге о своём поражении. А напрасно. Властолюбивое сердце княгини неожиданности не перенесло…

- Расскажи, батюшка, о столице ордынской, - поспешила переменить речь Евфимия.

- О, Сарай не Москва! - охотно заговорил боярин. - Богач город! Здравствует на берегу Ахтубы в двух днях пути от Астрахани, почти в ста древних вёрстах от Царицына. Мечети каменные. И два превеликих здания. В одном плачные залы, обитые серебром. Туда не пускают. Там прежние ханы покоятся. Нельзя видеть. В другом - царь живёт. Глубокие рвы вокруг выкладены кирпичом. Стены из белых плит с муравлеными украшениями. Есть дома островерхие, как в германских землях.

- Тяжек был твой труд, батюшка, в этом городе? - представила дочь.

- Воистину тяжек, - согласился боярин. - На нашу удачу мурза Тегиня увёз своего друга Юрия Дмитрича зимовать в Тавриду. Вот тут мне и удалось вложить нужные внушения в умы царёвых вельмож.

- Ты им открыл глаза, - нетерпеливо перебила Евфимия, - ежели Тегиня единолично сумеет убедить хана дать Юрию Дмитричу сан великокняжеский, этот мурза получит особенное значение не токмо что на Руси, а и в Литовском княжестве, где властвует Юрьев свойственник Свидригайло.

- Верно! - восхищённо взглянул на дочь Всеволож.

- А ежели так случится, - продолжила боярышня, - то царь ордынский окажет небывалую честь вельможе столь сильному и все остальные станут его рабами.

- О! - воскликнул боярин. - Где ты весь этот год была? Не рядом ли со мной, умница? - и он заключил, потирая руки: - Сии слова, словно стрелы, уязвили сердца вельмож. Особливо же Мин-Булата, баскака московского, и князя Айдара, царёва зятя. Он до того довёл царя нападками на мурзу, что легковерный Улу-Махмет обещал казнить его смертью, коль скоро, вернувшись с нашим мятежным князем, Ширин-Тегиня за него заступится.

- Тот, конечно, узнал заранее свою участь? - догадалась Евфимия. - Кто-то же непременно ему донёс.

- Брат Тегини, постельник царя, Усеин открыл ему мысли Улу-Махмета, - подтвердил Иван Дмитрия. - Мурза - ах, да руками мах! Но, сведав обстановку, помалкивал. И вот скрестились мечи языков, началась брань словесная. Сам царь председательствовал в судилище. Василиус, твой жених, отстаивал своё право новым уставом государей московских, по коему сын после отца, а не брат после брата наследует великокняжеский стол.

- А дядя его отверг сей устав, - вставила Евфимия, - сослался на летописи, а главное, на завещание Дмитрия Ивановича, героя Донского.

- Откуда тебе сие завещание ведомо? - поднял брови Всеволож.

- Анастасия Юрьевна - Царствие ей Небесное! - пересказывала в пути, - и Евфимия подробно поведала, как попала в плен к покойной княгине Звенигородской. Заодно пришлось сообщить о размолвке с Софьей Витовтовной. Однако же о жилище ведьм не обмолвилась ни полсловом.

Боярин долго молчал, напрягши морщины у переносья.

- Непредсказуемы выходки государыни-матери, - наконец сказал он. - Да ведь не отводную клятву она давала, а целовала крест. Мне ли не верить ей? Что ж до Васьки Косого - не по достою разговор. А Настасья-покойница слишком недалеко ушла от старухи Софьи. Ну, дела прошлые, тому всему дерть, забвение. - Помолчав ещё время малое, он продолжил: - Завещание героя Донского не стало решающей костью в игре его сына Юрия.

- Там сказано, - напомнила дочь Всеволожа, - что в случае смерти великого князя-преемника наследует ему старший из братьев.

- Настасья забыла добавить, - усмехнулся боярин, - это только в том случае, если великий князь не оставит наследника. А у сына Донского прямой наследник Василиус. И имени Юрия в завещании нет. Там вот какие слова о бездетном преемнике: «А отнимет Бог сына моего старейшего Василия, а кто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему стол Василиев, великое княжение». Зачитав завещание, я сказал Улу-Махмету: «Царь верховный! Молю, да позволишь мне, смиренному холопу, говорить за моего юного князя. Юрий ищет великого княжения по древним правам российским…»