Осколки памяти - [8]
- Мы тут поговорим, а ты пока чай пей, - сказал мне Лев Митрофанович.
Часа два они беспрерывно говорили на совершенно незнакомом мне языке - я ничего не понимал. Ничего! Чувствовал себя абсолютно беспомощным и только пил чай. Лишь в один какой-то момент я вдруг встрепенулся, услышав фамилию Штирлиц, а Лев Митрофанову расхохотался:
- Это не тот Штирлиц!
Мол, ты давай, папа, пей чай дальше. Столько чая я в жизни не пил! Было такое ощущение, что если я наклонюсь, этот чудесный напиток из меня польется. Наконец, мой друг сказал:
-Ты этого не знаешь, у тебя удивительный парень. Конечно, надо ехать в МГУ.
И добавил:
- Я не понимаю, почему такой сын родился у тебя, а не у меня.
Словом, благословил. Мой Миша поехал и поступил.
Автора! Автора!
В послевоенном университете работали блистательные педагоги: репрессированные, отсидевшие в лагерях, они были направлены в Минск, определенный для них чертой оседлости. Легенды среди студентов о них ходили. Но эту плеяду я уже не застал, к моему появлению в университете срок их пребывания в Минске окончился, и они разъехались - кто в Ленинград, кто в Москву.
Однако и те, у которых довелось учиться мне, были замечательные педагоги.
Был у нас преподаватель античной литературы по фамилий Лапидус, очаровательный, интеллигентный, тонкий человек. Весь погруженный в греческую поэзию, он представлялся мне древним греком, случайно оказавшимся в нашем времени.
И однажды я его решил по-свински разыграть, хам был. Говорю, что рылся я в библиотеке и вот нашел греческие стихи, а библиотекарша не знает, откуда это и что за отрывок (в послевоенных библиотеках рванины много было).
- Так, так, любопытно.
- Он явился, как Деус экс махина,
Неожиданным громом низвергнут.
Фимиам благовонный богов
Он принес на главе златокудрой...
Лапидус прочитал, улыбнулся и сказал:
- Автора, Игорь, я хорошо знаю. Вы артист и прекрасно, что в драмкружке играете. Это ваши стихи.
Я растерянно пожал плечами:
- Это все от любви к Вам. Это неловкая шутка.
Зарубежную литературу нам блистательно читал знаменитый академист Факторович - всегда в галстуке, подтянутый, чистенький, воротник накрахмален. Я помню начало его первой лекции: "Обмакните перо своего невежества в чернильницу мудрости..."
Его противоположность, профессор Гуторов, преподавал введение в литературоведение. Шебутной, жизнерадостный человек, на его лекциях жутко весело было: всякие байки рассказывал, частушки пел. И вот однажды (было очень жарко) он читает лекцию, снимает пиджак, вешает его на спинку стула, оставаясь в рубашке с короткими рукавами - и о, ужас: весь в наколках! Ну, просто весь! И тут он как бы мимоходом говорит: "Ребята, из беспризорников я, но, как видите, дожил до профессора, и, между прочим, говорят, неплохого. Так что, если будет у вас тяга, если будете учиться, то вы сможете многого достичь и в литературе, и в других видах художественной деятельности". Прелестный дядечка.
А преподаватель Шнитке, обучавший нас языкознанию, был знаменит тем, что применял на экзамене свою "фирменную пропускную систему": сам пузатый, дверь откроет наполовину и становится в проеме, так чтобы едва можно было пролезть. И запускал по одному в аудиторию. Причем для парней живот убирал, а вот девчонкам доставалось. Хороший мужик был, но забавный. Про него поговорка ходила: "С миру по нитке - диссертация Шнитке".
Не могу забыть, как "интересно" проходили лекции по белорусской литературе. Преподавательница (литературы!) приходила, открывала толстую тетрадь с пожелтевшими страницами и начинала монотонно читать с того места, на котором остановилась на предыдущем занятии. Тут начинались и морской бой, и крестики-нолики...
Когда же пришла пора дипломной работы, то, дабы не думали, что все пять лет мною постигались лишь две дисциплины - театр и спорт, - я, видите ли, захотел заняться научным исследованием. Придумал тему: "Писарев - критик Пушкина". Мне было интересно разобраться, как так: Писарев неизменно восхищался Александром Сергеевичем и вдруг написал о нем критический отзыв. Это филологическая работа, не журналистская, и я сейчас понимаю, что только благодаря молодому преподавателю Нине Александровне Сницеревой, которая, видимо, на заседании кафедры поручилась за эту работу, мне позволили ее писать, и она состоялась. Нину Александровну я хорошо помню: миниатюрная, ослепительно красивая женщина, всегда прелестно одетая и пахнущая хорошими духами. Кроме того, что она была преподаватель, она была еще и женщина. И как же глубоко должен был врезаться в память пятикурсника этот осколок, что он прочно сидит во мне до сих пор. Нина Александровна, к слову, преподавала и Светлане Алексиевич, гениальной нашей писательнице, и, поскольку хорошие люди сходятся, они дружны между собой.
Помню прекрасно и проректора университета по учебной части Андрея Яковлевича Малышева, профессора, доктора наук, который любил наш студенческий театр, очень часто бывал у нас на спектаклях, и когда возник вопрос о том, что по окончании учебы меня приглашает на работу ТЮЗ, Андрей Яковлевич помог мне распределиться таким образом, чтобы я попал в театр. Этот осколочек сейчас иногда так ярко вспыхивает: я глубочайше ему за все благодарен.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Книга «Рубикон Теодора Рузвельта» — биография одного из самых ярких политиков за вся историю Соединенных Штатов. Известный натуралист и литератор, путешественник, ковбой и шериф, первый американский лауреат Нобелевской премии и 26-й президент США Теодор Рузвельт во все времена вызывал полярные оценки. Его боготворили, называли «Королем Тедди» и ненавидели как выскочку и радикала. Книга рассказывает о политических коллизиях рубежа XIX и XX веков и непростых русско-американских отношениях того времени. Книга рассчитана на широкий круг читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Паша Ангелина — первая в стране женщина, овладевшая искусством вождения трактора. Образ человека нового коммунистического облика тепло и точно нарисован в книге Аркадия Славутского. Написанная простым, ясным языком, без вычурности, она воссоздает подлинную правду о горестях, бедах, подвигах, исканиях, думах и радостях Паши Ангелиной.
Впервые в серии «Жизнь замечательных людей» выходит жизнеописание одного из величайших святых Русской православной церкви — преподобного Серафима Саровского. Его народное почитание еще при жизни достигло неимоверных высот, почитание подвижника в современном мире поразительно — иконы старца не редкость в католических и протестантских храмах по всему миру. Об авторе книги можно по праву сказать: «Он продлил земную жизнь святого Серафима». Именно его исследования поставили точку в давнем споре историков — в каком году родился Прохор Мошнин, в монашестве Серафим.
Книга к. т. н. Евгения Миронова «Чернобыль: необъявленная война» — документально-художественное исследование трагических событий 20-летней давности. В этой книге автор рассматривает все основные этапы, связанные с чернобыльской катастрофой: причины аварии, события первых двадцати дней с момента взрыва, строительство «саркофага», над разрушенным четвертым блоком, судьбу Припяти, проблемы дезактивации и захоронения радиоактивных отходов, роль армии на Чернобыльской войне и ликвидаторов, работавших в тридцатикилометровой зоне. Автор, активный участник описываемых событий, рассуждает о приоритетах, выбранных в качестве основных при проведении работ по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.