Осколки. Краткие заметки о жизни и кино - [8]

— Проходи, хлопец! — сказал сержант. — Детишки размещаются на третьей полке, где барахло. Понял? А билет тебе по возрасту не положен.

— Так точно! — отрапортовал я по-военному и юркнул из тамбура в вагон.

• • •

…Проснулся я оттого, что чей-то жесткий чемодан больно давил мне под ребра.

Вагон покачивался под мерный перестук колес. Рядом со мной на багажной полке, заваленной вещами, спали еще двое пацанов…

Когда они проснулись, мы познакомились, перекусили, поделившись имевшимися запасам, и стали играть в мою трофейную игру.

…По картонному полю, на котором были нарисованы разные ловушки, прокатился кубик.

— Шесть! — сказал пацан в «малокозырке». И его фишка прошла пять клеток, а на шестой оказалась в нарисованной яме.

— Пропускаешь два хода! — сказал я и, кивнув на парня в «малокозырной» кепке, спросил, — «аэродром» какой?

Пацан гордо приложил к козырьку своей кепки два пальца, показывая, что его ширина и составляет два пальца.

— Фартовая кепка, — похвалили я пацана.

…Кубик вновь покатился по игровому полю, это в игру вступил пацан в «фартовой» кепке.

— Два! — крикнул он и, переставив свою фишку на две клетки, обрадовался:

— Ура! Я перескочил через пропасть.

Он передвинулся чуть в сторону и, я увидел, что у мальчишки не было обеих ног.

Обе брючины его штанов, были закатаны до колен.

Я растерянно спросил:

— Как это?

— Да на мине! Бросай, твой черед!.. — только и ответил безногий мальчишка.

…Так весь день мы и играли. Безногий сказал, что тоже едет в Москву, к тетке. Мы со вторым пацаном верили ему и сочувствовали. Я поделился с ним своим пайком. А на следующее утро, когда мы проснулись, не было уже ни моего вещмешка, ни трофейной немецкой игры, а у другого пацана, он ехал аж в Свердловск, тоже пропали все вещи и все деньги. Вот так!

…А Джим Петерсон стал морским офицером и поэтом. Я о нем в газетах читал.

• • •

Дома все уже были оповещены о моем «дезертирстве». Мама ничего не сказала, обняла и поцеловала. Брат обрадовался, сказал, что соскучился. Пришел отец. Посмотрел на меня, глубоко вздохнул и, безнадежно махнув рукой, ушел обратно на работу, в Академию. Благо, она соединялась с нашим жилым домом коротким переходом…

В школе меня некоторое время дразнили «моряк-в лужу-бряк». Но после нескольких «стычек» прекратили. А тут еще я помог реализоваться одному школьному начинанию, вернее увлечению… Началось все с того, что один наш соученик сделал себе нечто вроде нынешнего «скейта», т. е. доску на подшипниках… Как это всегда бывает, сразу все захотели такую же. А где взять исходные материалы?

И тут я вспомнил, что на территории Академии стоят без охраны три танка: американский «Шерман», немецкий «Тигр» и наш «Т-34». Особой движухи около них никогда не было, просто стоят себе и стоят… Хоть бы экскурсии к ним водили… Тут мне и пришла шальная мысль — ознакомиться с «матчастью» этих всеми забытых танков… Короче, скоро все, что могло крутиться и вертеться, было удалено из танков и надежно спрятано…

А вскоре уже несколько человек из танкового «сырья» сделали себе весьма разнообразные самокаты и скейты. Грохот от одного такого создания был жуткий, а если штук пять таких монстров носится вокруг Патриков?!

Скоро, благодаря родителям и девятому отделению милиции, катания наши прекратились. Дольше всех не сдавались ребята, у которых отцы не вернулись с фронта. Просто их некому было хорошенько выпороть.

• • •

Недалеко от нашей школы, на Пушкинской площади, находился тогда кинотеатр «Центральный», где мы часто прогуливали уроки. Помню, там показывали трофейные фильмы «Судьба солдата в Америке», «Песни на улице» и наши прекрасные довоенные картины. Тогда я и подумать не мог, что кино станет для меня профессией и жизнью…

Часто забегали мы и в кинотеатр «Хроника дня». Он был в квартале, который снесли, когда открывали первый «Макдональдс». В этом же квартале располагалась прекрасная шашлычная «Эльбрус». А фасад, выходящий на Пушкинскую площадь, занимала аптека, которая иногда становилась пивным баром, а потом опять аптекой…

Кстати, в 1951 году там опять был пивной бар. И мы его посетили всем классом перед нашим выпускным вечером.

Большинство из нас занималось в клубе юных автомобилистов на Садово-Кудринской — летом мы отправлялись по Подмосковью на «полуторке».

И, как вся Москва, сходили с ума от футбола на стадионе «Динамо», пробираясь туда, естественно, без билетов…

• • •

Учился я хорошо, а к десятому классу был бы круглым отличником, если бы не училка по литературе. Я стал много читать, поэтому иногда уличал ее в кое-каких неточностях. В ответ — необъяснимые четверки. Почему-то стал писать стихи. Наверное, начитался Есенина и Блока. Их официально не публиковали, но можно было достать старые издания или просто рукописные.

Продолжал заниматься боксом и довольно успешно. В общем, все наладилось.

• • •

Весной 1951 года, точно день я не помню, из квартиры, которая была над нами, раздался выстрел. Там жил начальник Академии генерал Ковалевский, его жена и две дочки.

Я был дома один и выскочил на лестницу, но там было полно «особистов», если судить по форме. Они загнали меня обратно в нашу квартиру. Я позвонил отцу. Он не отвечал. В общем, нас с братом на Лубянку не возили, но в кабинете Ковалевского, который, оказывается, застрелился, долго расспрашивали о нем. Ну, а что мы могли рассказать? Иногда встречались с ним и его женой на лестнице, здоровались… С дочками Ковалевского тоже только здоровались… (Кстати, старшая дочь Ковалевского стала потом хорошим режиссером-мультипликатором).