Оскар для Моти - [7]
ЩЕГЛОВА. Что надо?
ОСКАР. А тебе?
ЩЕГЛОВА. Покоя.
ОСКАР. Летим вместе? Сиганёшь, Мотя?
ЩЕГЛОВА. Сигану. (Одевается.)
ОСКАР. Ты куда?
ЩЕГЛОВА. Сигать.
ОСКАР. Ты всерьёз?
ЩЕГЛОВА. Не сомневалась, что блефуешь. Жалкая ты.
ОСКАР. Я — дура, что ли? Пошла ты, псих!
ЩЕГЛОВА. Вот я пошла. Ты, Оскар, не тот "Оскар", которого могла бы принять Мотя, не обронив достоинства. Мне на Оскароносной земле гадко, так пусть гадость трюхнется о планету, а что осталось ещё во мне от светлости, то в небо, на Родину! (Подходит к балкону.)
ОСКАР. Стой!
ЩЕГЛОВА. Отстань, дрянь, мне душно. (Останавливается на пороге.)
ОСКАР. Не груби, Ираида. Мне нужно алиби. Я во двор спущусь и махну тебе рукой снизу, не открыто, конечно, условно, ты поймёшь. Пусть соседи увидят меня отдельно от прыжка, от прочего отбрешусь, не впервой. Лады?
ЩЕГЛОВА. Входную дверь не забудь запереть. Прощай. (Выходит на балкон.)
ОСКАР. А на посошок, дурында? Щеглова! Хорош куражиться, давай выпьем уже… что ты там рычишь на весь дом, дебилка! Вернись в комнату, тетёрка, не рви нервы! О, письмо получила с того света, голубка, что пишут?
ЩЕГЛОВА (войдя в комнату, с почтовым конвертом в руках). Там Андрей. В руках его был конверт. Задушиться сидя!
ОСКАР. Спятила?
ЩЕГЛОВА. Иди, погляди! Он слышал нас… ужас. Письмо Юлиньке?
ОСКАР. Что ты меня конвертом тычешь!
ЩЕГЛОВА. Твой дом — твои проблемы.
ОСКАР. Я не жадная, поделюсь.
ЩЕГЛОВА (сев в постель). Пригорюнился на корточках, а верёвка бельевая к перилам привязана.
ОСКАР. Дай письмо. (Выхватив незапечатанный конверт, достаёт купюры.) Деньги! Тут деньги, твои, на!
ЩЕГЛОВА. Ну, уж фигушки! Он взял их у меня без спросу, не скрою, но взял взаймы, как у тёщи, до лучших времён. Деньги ему понадобились, чтоб расплатиться с тобой за квартиру, деньги — твои, композитор. Твои!
ОСКАР. Мои. Мои.
ЩЕГЛОВА. Сочти.
ОСКАР. Сочту. (Пересчитывает купюры на столе.)
ЩЕГЛОВА. Оловянные твои глаза! Со страху корчишься…
ОСКАР. Много что-то рублей… странный цвет… непонятный размер…
ЩЕГЛОВА. Признала, деньги твои, и сочла их. Нет тебе обратного пути.
ОСКАР. Он жив? Его там нет, на балконе? Он жив! Мотя… Ты провела меня. Слава богу. Невероятно. Актёрка, тварь, разыграть меня! И достоверно так заполошилась, как на самом деле мёртвого увидала, гадина. А деньги в конверте — очередная заначка. Я поняла. Он жив. А выйти к нам стесняется.
ЩЕГЛОВА. Заметь, деньги — те самые, что ты мне подбросила тогда во дворе консерватории, под скамеечку.
ОСКАР. Ловко! Какая сообразительная скорость! Сочинить труп на балконе, это не кино со снегом крутить. Браво, Мотя, брависсимо.
ЩЕГЛОВА. И ты не идёшь на балкон, удостовериться?
ОСКАР. Как тебя угораздило разобраться? Кто просветил?
ЩЕГЛОВА. Несколько лет назад я познакомилась со знахаркой, и с ней мы отыскали корень зла моей судьбы. Затем я поняла, что самодеятельный композитор Оскар есть ты, та самая Луиза. Я — к бабке моей, чтоб заговорила деньги те самые. Потом я носила их с собой всюду и везде, знала, что мы пересечёмся, верила. А тогда, в консерватории, из-под скамеечки, голодная студентка прибрала находку и так же сочла деньги в кошеле. Но не истратила оттуда ни гроша, не смогла. Из-за совести ли, из-за страха ли? Потом подвернулась халтура, другая. Доходы завелись честные, заработанные. Заговорённый же кошель с деньгами хранила, как талисман, на счастье. Легко отделалась, оказывается, потрать хоть копейку, и захирела бы я, вымерла. Мне же в голову мою большевистскую придти не могло, что находка — колдовство, от которого избавиться можно, лишь подбросив другому человеку. В консе не доучилась, музыка поперёк горла встала вдруг, перешла в торговый. Вспомнила, что некая Луиза Оскар, имя запоминающееся, поехала на ближайший конкурс вместо меня, заняв моё место… знахарка надоумила. Ты вымела меня из искусства, почему же сама не короновалась? Не могу вспомнить, как ты играла?
ОСКАР. Да ладно пыхтеть-то, тоже мне — королева клавиш. Фря педальная, вот незадача стать финансистом в расцвете бабских лет вместо нищей жизни артиста. В ножки мне поклонись! Профан, нет на свете таких заклинаний и заговоров, чтобы можно было сделать: айн, цвай, драй и — нет человека. Если человека не стало, значит, его и не было, а если стал кем, значит, так было заложено в корне, по природе. Всё, что сделала: направила я тебя по одному из заложенных в твоей судьбе путей. Признаюсь, сладко мне, что ты не музыкант! Что до меня: на всё в России есть квота, попробуй, впишись с запоминающимся неправославным именем. Я не вписалась. Твоя жизнь задалась не по твоему сценарию, ты мучаешься, мне отрадно. Я её — и так, и этак, с зеркалом-то, а она мне: от винта! Развелось книжников. В прежние годы я одна была на тысячи вёрст, сколько судеб держала за фалды, сколько смертей отворотила, сколько жизней вогнала в нужное мне чувство.
ЩЕГЛОВА. Чёрная ты, Оскар.
ОСКАР. Ах, ты ж, белизна наша ненаглядная! Мелковата ты для арбитража, Мотя.
ЩЕГЛОВА. Неужели так и не выйдешь на балкон? А если розыгрыш?
ОСКАР. Когда ты узнала меня?
ЩЕГЛОВА. Оратория.
ОСКАР. Итак?
ЩЕГЛОВА. Итак?
ОСКАР. Мой удел — справедливость. Ты уже свободна. Иди.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Признаться своему лучшему другу, что вы любовник его дочери — дело очень деликатное. А если он к тому же крестный отец мафии — то и очень опасное…У Этьена, адвоката и лучшего друга мафиозо Карлоса, день не заладился с утра: у него роман с дочерью Карлоса, которая хочет за него замуж, а он небезосновательно боится, что Карлос об этом узнает и не так поймет… У него в ванной протечка — и залита квартира соседа снизу, буддиста… А главное — с утра является Карлос, который назначил квартиру Этьена местом для передачи продажному полицейскому крупной взятки… Деньги, мафия, полиция, любовь, предательство… Путаница и комические ситуации, разрешающиеся самым неожиданным образом.
Французская комедия положений в лучших традициях с элементами театра абсурда. Сорокалетний Ален Боман женат на Натали, которая стареет в семь раз быстрее него, но сама не замечает этого. Неспособный вынести жизни с женщиной, которая годится ему в бабушки, Ален Боман предлагает Эрве, работающему в его компании стажером, позаботиться о жене. Эрве, который видит в Натали не бабушку, а молодую привлекательную тридцатипятилетнюю женщину, охотно соглашается. Сколько лет на самом деле Натали? Или рутина супружеской жизни в свела Алена Бомона с ума? Или это галлюцинации мужа, который не может объективно оценить свою жену? Автор — Себастьян Тьери, которого критики называют новой звездой французской драматургии.
Двое людей, Он и Она, встречаются через равные промежутки времени, любят друг друга. Но расстаться со своими прежними семьями не могут, или не хотят. Перед нами проходят 30 лет их жизни и редких встреч в разных городах и странах. И именно этот срез, тридцатилетний срез жизни нашей страны, стань он предметом исследования драматурга и режиссера, мог бы вытянуть пьесу на самый высокий уровень.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Простая деревенская девушка Диана неожиданно для себя узнает, что она – незаконнорожденная дочь знатного герцога, который, умирая, завещал ей титул и владения. Все бы ничего, но законнорожденная племянница герцога Теодора не намерена просто так уступать несправедливо завещанное Диане. Но той суждено не только вкусить сладость дворянской жизни, но полюбить прекрасного аристократа, который, на удивление самой Диане, отвечает ей взаимностью.
В одном только первом акте «Виндзорских проказниц», — писал в 1873 году Энгельс Марксу, — больше жизни и движения, чем во всей немецкой литературе.