Ошибка президента - [14]

– Проживали, – поправил Сивыча художник Сережа. – Я так понимаю, что их больше здесь не будет. Наша квартира теперь прославилась благодаря им. – В Сережиных словах прозвучала еле различимая нотка горечи: он-то думал, что квартира прославится благодаря ему, и не как притон, а как прибежище высокого искусства. – Видите, про нас теперь и в газетах пишут: «Станиславский убил собутыльника отверткой». Интересно, кому теперь достанется эта злосчастная комната? Гамик имеет право поселить здесь еще кого-нибудь?

Сивыч и Бояркин переглянулись.

– Эти вопросы не ко мне, – улыбнулся Василий Васильевич. – Я хоть и занимаюсь такими делами, но нынешнее жилищное законодательство так запутано… Если оно вообще существует.

Глава шестая ЕЩЕ ОДИН ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ

1

Площадь, на которой проживали Шевченко и Станиславский, была в девятнадцатой квартире прямо-таки какой-то вражеской пятой колонной. В то время как все соседи сосуществовали достаточно мирно, полностью соответствуя тому, что понимается под выражением «по-соседски», двенадцатиметровая комната с окнами во двор являла собой стихию, которая называлась словом «коммуналка». Один за другим здесь живали запойный пьяница, будивший всех по ночам дикими криками, когда ему что-то примерещивалось в бреду, сумасшедшая бабулька, воровавшая продукты из холодильников и совершенно неспособная усвоить несложные приемы пользования унитазом и сливным бачком, незамужняя склочница средних лет, которая считала себя вправе покрикивать на тех, кто делал что-то не так, как ей того хотелось бы. Она-то и поддалась на уговоры Гамлета Карапетяна.

Вообще-то, Гамик сначала пытался подъехать к Сереже Ройбергу. Понимая, что художник-постмодернист бывает богатым только тогда, когда добьется мировой известности, а что к нему она еще не пришла, и значит, он далеко не богат, Гамик уговаривал Сережу продать его комнату. Взамен обещал ему отдельную однокомнатную квартиру в хорошем районе или даже в центре Москвы – внутри Садового, кольца.

Гамик расхаживал по квартире, разглядывал гигантскую по современным понятиям кухню, просторные туалет и ванную, прихожую, где можно было бы устроить скромный конкурс бальных танцев, и только прищелкивал языком. От его взгляда, конечно, не укрылись и дубовый паркет, и бронзовые ручки на дверях, и мраморные подоконники. Такую квартиру бы расселить… Это была мечта не одного Карапетяна. Однако жильцы девятнадцатой квартиры стояли насмерть – никто из них не собирался отсюда уезжать.

– Я их расселю по одному, – сузив глаза, сказал Гамик, отчего стал похож на опереточного интригана.

План его, как быстро понял Сережа, был предельно прост: купить одну комнату в квартире – любую, а затем создать жильцам такие условия, что они сами захотят уехать куда угодно, согласятся на любой вариант, лишь бы получить отдельное жилье, хотя бы в каком-нибудь отдаленном Митине или Солнцеве. Поговорив с жильцами, Гамик, отличавшийся некоторой способностью разбираться в людях, понял, что самый твердый орешек – старуха, которая будет цепляться за эту квартиру до последнего.

Но если все остальные жильцы будут сговорчивее, она, возможно, все-таки согласится, тем более что Карапетян, считая себя человеком благородным и уважающим старость, готов предоставить упрямой старушке не однокомнатную, а даже двухкомнатную квартиру где-нибудь в Новогирееве.

Каково же было удивление скромного «дельца по недвижимости», как он сам любил себя называть, когда Сережа Ройберг наотрез отказался от предложенной сделки. «Не понимает человек своей выгоды», – вздыхал Гамлет.

Однако, несмотря на неудачу, Гамику уж очень понравилась квартира. Он попробовал без особой надежды подъехать к Гале, но та с ним даже и разговаривать не стала. А вот Альбина Петровна, оказавшаяся по паспорту Алевтиной Петровной, согласилась.

Тогда-то и появились в девятнадцатой квартире Шевченко и Станиславский, почти ежедневно устраивавшие пьянки с плясками и драками, любившие в три часа ночи спеть под баян или под гитару и категорически отказывавшиеся делать коммунальную уборку. Было совершенно очевидно, что они старались вести себя похуже, так как это было предписано им хозяином. Но в чем-то они не дотягивали до того, чего хотелось Гамлету. По сути, они оставались простыми московскими алкоголиками и, случалось, по утрам даже бормотали слова извинения, встретив в коридоре или на кухне Софью Андреевну.

Видно, Гамлет был в них разочарован и поставил ультиматум – исчерпать чашу терпения жильцов. Чем это кончилось, мы уже знаем.

2

«Бурмеева, – думал Турецкий,– Все-таки надо с ней переговорить. Что-то она должна знать, о чем-то догадываться. Неужели женщина не чувствует, в каком муж состоянии? Она могла слышать какой-то разговор, видеть кого-то, да мало ли. Надо срочно выяснить, где она, в какой больнице».

Турецкий позвонил Шведову, и тот обещал немедленно все выяснить и перезвонить.

В ожидании звонка Турецкий рассеянно вышел в коридор. Уборщица тетя Люся усиленно драила шваброй пол, размазывая по нему грязь. Увидев Сашу Турецкого, которого она особенно уважала, тетя Люся разогнулась и гневно сказала: