Осенним днем в парке - [42]

— А у нас, как при полном коммунизме, без денег. Я получила посылку из Сибири…

Ей показалось неудобным брать с Богданова пай.

Однако возможное присутствие Богданова на вечеринке все очень удорожало и осложняло. И водку уже надо было покупать «Столичную», а не простую, и закуску делать подороже. Елена Дмитриевна, которую Нина попросила помочь, сказала, что шампанское надо покупать обязательно. Она три раза в неделю ходила хозяйничать к одной актрисе и точно знала, когда, как и что положено.

— Телятину купим на рынке, огурчики ты достань в вашем буфете, а крабы я беру на себя…

— Колбаски надо, сыру…

— Ну кто же теперь угощает колбасой? — фыркнула, торжествуя, Елена Дмитриевна. — Нужны салаты, что-нибудь домашнее, пикантное… Нет, Нина, ты уж положись на меня…

— А все-таки вы сохранили свои старые замашки, — колюче, хотя и со смешком, сказала Нина, задетая тем, что Елена Дмитриевна учит ее, Свиридову, как надо принимать гостей.

— От всяких замашек я отучилась, положим, давно и не без помощи богдановского братца. — Елена Дмитриевна вдруг спохватилась: — Да что теперь про это вспоминать, смешно, — было сто лет назад. Ты ведь не будешь отрицать, что уровень жизни в последние годы очень повысился… — Ей так хотелось быть на этой вечеринке! — Миша Богданов давно забыл о моем существовании. Небось и не узнает, ведь он намного моложе меня…

— Боюсь я вашего языка, Елена Дмитриевна, вдруг еще ляпнете что-нибудь, — покачала головой Нина. — Даже меня, — а я вам столько добра делаю, — вы норовите подкусить…

— Да я совсем безвредная, необразованная старуха, — смиренно сказала Елена Дмитриевна. Но Нина усмехнулась:

— Не такая уж безвредная…

Елена Дмитриевна, как будто не расслышав, пропустила упрек мимо ушей. Заговорила, залопотала о салате, о приемах, какие задает ее привередливая актриса, особенно когда приезжают из-за границы театральные деятели. Актриса постоянно зовет на помощь Елену Дмитриевну, чтобы угостить их настоящим русским обедом.

— И вы идете?

— Еще бы! Выпью коньячку, икры налопаюсь. И еще заработаю. О, я каждому рублику рада… Не беспокойся, я и тебе устрою стол лучше, чем в любом ресторане.

Но Нина все же беспокоилась.

Жила она одиноко, скучно, гости бывали редко, и то, что теперь соберется сразу так много людей, само по себе уже являлось событием. Ей было приятно, что она сможет постелить ту большую скатерть, что лежала без употребления много лет, поставить сервиз, который годами не вынимается из серванта, и хорошенькие рюмочки, купленные в Чехословакии, где она лечилась на курорте, тоже пойдут в дело. Но предстоящие хлопоты все же немного пугали. Она представляла себе, как зальют красным вином скатерть, разобьют хрусталь или испачкают паркет. А все же приятно было думать, что тихая ее квартира огласится голосами. Может, даже потанцуют под радиолу, которой ее премировали на Восьмое марта. Она позвонила Розе — та работала в оперетте администратором — и попросила захватить с собой пластинки повеселее.

— Фокстроты или что там теперь танцуют… У меня только народное и революционные песни. Есть что-то Чайковского, но кто же в такой вечер будет слушать классику?

— Пластинки принесу что надо. Он что́, приедет с женой?

— Сомневаюсь, — сказала Нина, не уверенная в том, что и сам Богданов сдержит слово. — Только, Роза, имей в виду, не разводи никакой модерняги…

— Ну с кем ты имеешь дело? С идиоткой?

— В ваших кругах это принято…

— Мы что же, не читаем газет? Вы так полагаете, товарищ Свиридова?

— Не дурачься, Роза. И умоляю тебя, не кокетничай с ним, не забывайся…

— Я бы с удовольствием забылась, — вздохнула Роза. — Но никто не захочет забываться с такой старой, замордованной лошадью. Ты слышала анекдот…

— Ох, я уже не рада, что взялась, — перебила Нина. — Мне легче было бы подготовить профсоюзный пленум, чем такое мероприятие… Все должно быть на очень высоком уровне… Так я на тебя надеюсь…

Да, на Розу она, в общем, надеялась, Роза не подведет, да и никто не привык принимать всерьез то, что может брякнуть легкомысленная Роза. Но остальные? Как будут держать себя остальные? Она опять и опять взвешивала, кого можно позвать. Не полезли бы с критиканством или, еще того хуже, с подхалимством. Богданов терпеть этого не может. Она мысленно перебирала всех, кого позвала, — нет, вроде никто не подведет. Вот разве только жены… Но вряд ли… Пожалуй, Богданову действительно будет приятно — соберутся инженеры, заслуженная учительница, экономисты, партийные работники. Все люди с дипломами, башковитые. Нет, за друзей их молодости краснеть не придется. Более удачливые, менее удачливые, но все же люди как люди…

Как-то так вышло, что Нина больше, чем кто-либо другой, сохранила прежние связи, была душой землячества, средоточием всех отношений между старыми знакомыми. Виделись, правда, не часто, но всегда они поздравляли ее с праздниками — с Первым мая, с Октябрем, с Восьмым марта и с Новым годом. И она писала им к праздникам открытки, звонила, а то и ходила на дни рождения. И подарки носила. Все-таки она была одинока, ее не так отвлекали заботы о семье, как других. И материально она была обеспечена. И оклад приличный, и, главное, работала в системе, где свои дома отдыха, и поликлиника, и буфет, и стол заказов, и первоклассные ателье. Знакомые нередко обхаживали Нину: тот просил путевку, другому надо было сшить что-нибудь…