Осенние клещИ - [26]

Когда капельницу убрали, я попробовал приподняться, но у меня ничего не получилось. Я заметил, что мой лечащий врач Арнольд Борисович стоит в дальнем углу палаты около кровати толстого дядьки и что-то обсуждает с ещё двумя Арнольдами Борисовичами. Значит – у меня начинает троиться в глазах! Дядька, живот которого торчал на полметра выше носа, был закрыт одеялом с головой и не думал просыпаться. В палате было почти темно, лишь горели ночники у меня, Васи и у того толстого дядьки. Я увидел, что Вася сидит на кровати, поджав ноги, и с тревогой смотрит на меня. Пока я с трудом отходил от ночного бреда, в палату вошли два дюжих парня и закатили каталку. Они подкатили её к кровати толстяка, взяли того за руки и за ноги, перебросили на каталку, закрыли простынёй и вперёд ногами выкатили из палаты. По длинному ночному коридору ещё долго раздался противный писк резиновых колёс. Потом лязгнули двери грузового лифта и всё стихло. Врачи перешли к моей кровати. Оказывается, это были не одинаковые Арнольды Борисовичи, а разные. Втроём они взялись осматривать и ощупывать меня. Один попросил высунуть язык как можно дальше. Другой наставил на меня две руки словно пистолеты: указательный и большой пальцы вперёд, остальные сжаты в кулак, и попросил сдавить их что есть сил. Я взялся за его пистолеты руками, надавил и понял, что правой рукой давлю нормально, а левая почти не работает. Я крепче обхватил левой рукой пару его пальцев и приказал руке сдавить что есть сил! Но мой приказ потерялся где-то на уровне локтя, так что до кисти дошло процентов двадцать того, что было раньше.

– Прекрасно! Прекрасно! Классический случай! Завтра или послезавтра у меня будут студенты. Обязательно приведу их сюда! Ложитесь, молодой человек!

Я лёг. Кто-то из врачей потыкал мне иголкой в пятку правой ноги.

– Что-нибудь чувствуете?

– Да! – ответил я.

– А теперь?

– Нет!

Я сообразил, что они тыкали мне иголку в левую пятку. С тем же успехом они могли вырвать мне любой ноготь на выбор! До меня уже дошёл весь ужас случившегося, но я был слишком слаб, чтобы орать или плакать. Я просто попросил Свету довести меня до туалета. Там я посмотрел на своё отражение и всё понял окончательно. Левый уголок рта съехал на сантиметр ниже обычного, левый глаз тоже выглядел как-то странно. Видимо, он стал немного круглее правого. Я придвинулся к зеркалу вплотную и высунул язык так, как это только что просил сделать меня доктор. Кончик языка ушёл в сторону. Мозгами я чётко понимал, что держу язык абсолютно прямо, но зеркало мне показывало, что это не так. На меня смотрело совершенное чужое уродливое лицо. Я вышел из туалета, добрёл до койки и забрался под одеяло. И понял, что не уверен – какой исход для меня теперь предпочтительнее: выздороветь или умереть, как тот толстяк.

– Здорово тебя прижало видать! – заметил Вася, с сочувствием глядя на меня из угла. – А этот армянин всё ж таки помер. Толстые да высокие – первые кандидаты на тот свет!

– А что с ним было? – спросил я и понял, что мне совершенно неинтересно то, что было с тем человеком.

– Инсульт! Один с неделю как помер вот на этой койке, что рядом с твоей. Такой же комплекции был мужик. Метр девяносто, вес под сто пятьдесят. Сосуд в башке – хрясь! Два дня – и готов Иван Пузырьков. А вон тот дед, – Вася показал в сторону бородатого, – ведь тоже с инсультом, а уже курить бегает и телевизор смотрит. Говорить ещё почти не может, но ведь вылезет! Щуплый потому что, маленький. А с такими габаритами – сразу каюк! Хорошо что я не толстый!

За нашим разговором и действиями санитаров и врачей следил Петька и тот мужичок с помятым лицом. Петька был в шоке от того, что рядом с ним умер человек, но его собственная болячка не давала ему много думать о чужих проблемах. У него тоже был сильный жар и ему ставили капельницы так же как и мне. Сейчас он сидел на кровати и потирал руками лицо, приходя в себя после приступа. Но у него не было паралича! А меня разбил паралич! Меня! В тридцать три года! Кондратий! Господи! За что!?

Я залез под одеяло с головой. Мысли быстро перепутались, и я даже с каким-то удовольствием через какое-то время забылся без кошмаров, понимая, что это ненадолго. Так и оказалось.

На другой день – число я пытался вспомнить, но не смог – я очнулся перед тем, как сестра Галина воткнула в меня иглу, а Светлана, тоже в принципе сестра, поставила мне в задницу три укола. После этих процедур моя голова на какое-то время прояснилась, я сходил в туалет, умылся и глянул в зеркало. Чужое лицо. Пожелтевшее, измождённое, с трёхдневной щетиной и чёрными кругами под глазами, с перекошенным ртом и косым глазом. Взъерошенные волосы слиплись на лбу, голова завалена влево. Я вновь показал себе язык и ещё раз убедился: прямо он вылазить не хочет и постоянно загибается в сторону. Если такое чудовище я бы встретил на улице пару недель назад, то сморщил бы нос, сплюнул и постарался забыть побыстрее. Если бы такой удар произошёл со мной за пять минут – моя психика, наверное, не выдержала бы, и я бы просто сошёл с ума. Но произошло это именно со мной. И эти несколько дней мучений подготовили мозг к тому, что я увидел в зеркале. Мне было жутко, обидно, но не неожиданно, а, скорее, ожидаемо.