Осень - [57]

— Кэ-мин! — взмолилась госпожа Чжан.

Плач сына и голос жены усилили гнев Кэ-мина. Он стал бить сильней и так разгорячился, что забыл обо всем, он уже не помнил, кто стоял перед ним на коленях, и знал лишь одно: бить, бить и бить. Ему казалось, что нужно бить как можно сильнее. Он словно боялся, что кто-нибудь помешает ему. В бешенстве он приговаривал:

— Я убью тебя, убью!

Цзюе-синь начал умолять:

— Дядя! Дядя!

Но Кэ-мин бил, не переставая. (Удары чаще всего приходились на те части тела Цзюе-ина, которые были прикрыты одеждой.)

Цзюе-ин ревел. Госпожа Чжан взволнованно закричала:

— Цзюе-синь, да уговори ты его!

Она пыталась удержать Кэ-мина за руку. Цзюе-синь побежал к ней на помощь и, беспрестанно повторяя: «Дядя, хватит, отдохни немного», встал между отцом и сыном, помогая госпоже Чжан удерживать Кэ-мина. Кэ-мин вначале вырывался, но потом уступил. Как только они вмешались, напряжение, охватившее его, стало постепенно ослабевать, он больше не упорствовал, руки его выпустили палку. Обессилев и тяжело дыша, он откинулся на спинку дивана.

Цзюе-синь отошел в сторону. Госпожа Чжан, наклонившись к мужу, заботливо спросила:

— Тебе плохо?

Кэ-мин молча покачал головой.

— Пойди приляг! Ведь ты очень устал, — мягко добавила она.

Кэ-мин покачал головой и тихо проговорил:

— Не хочу.

Госпожа Чжан ни о чем больше не спрашивала мужа и приказала Цуй-хуань:

— Принеси барину крепкого чаю.

Цзюе-ин продолжал плакать, сидя на полу. Слезы текли по его лицу, покрытому ссадинами, оно было похоже на физиономию клоуна. Рубашка, которую он только сегодня утром надел и успел вымазать глиной в саду, сейчас вся была в пыли, со следами слез. Опустив голову, он плакал и рукой поглаживал больные места. Цуй-хуань подала чай. Кэ-мин взял чашку, отпил несколько глотков и почувствовал, что ему стало немного лучше. Он посмотрел на сидящего на полу Цзюе-ина и невольно нахмурил брови. Госпожа Чжан заметила это и, не зная, что он замышляет, испугалась, как бы он снова не рассердился. Притворно улыбаясь, она мягко сказала:

— Кэ-мин, отпусти его. Он получил хороший урок.

Кэ-мин промолчал. Госпожа Чжан не осмелилась повторить свою просьбу. Кэ-мин все еще держал чашку. Допив чай, он поставил чашку на письменный стол, взглянул на Цзюе-ина и тихо сказал:

— Хорошо. — Затем обратился к Цзюе-синю:

— Цзюе-синь, отведи его, пожалуйста, в классную комнату. Передай привет учителю Луну и скажи, что я прошу его как следует следить за Цзюе-ином и не позволять ему без дела выходить из классной комнаты. Если же Цзюе-ин не будет слушаться, пусть он бьет его. Через два дня я острогаю толстую палку и пришлю ему. — Сначала он говорил медленно, потом остановился, Цзюе-синь подумал было, что дядя кончил, но тот продолжал:

— Сегодня Цзюе-ина не выпускать из классной. Впредь он будет там есть с учителем.

— Хорошо, хорошо, — почтительно поддакивал Цзюе-синь. Он долго стоял не двигаясь и, услышав это распоряжение дяди, обрадовался, так как получил возможность вырваться из этой тягостной атмосферы. Он поспешно потащил Цзюе-ина за руку.

Цзюе-ин прекрасно слышал, что сказал отец, но он нисколько не боялся учителя Луна и поэтому обрадовался приказанию отца, так как на этом кончались все его сегодняшние беды. Не дожидаясь, чтобы Цзюе-синь тащил его силой, он поднялся с пола и, ни на кого не глядя, опустив голову, поплелся за Цзюе-синем. Цуй-хуань пошла относить палку. В комнате остались только супруги.

Госпожа Чжан сидела на валике дивана, слегка касаясь рукой плеча Кэ-мина. Кэ-мин по-прежнему сидел, прислонившись к спинке. После долгого молчания госпожа Чжан мягко сказала:

— Ты пошел бы полежал немного.

— Я не хочу спать, — пробормотал Кэ-мин и посмотрел на жену. Лицо его вдруг стало ласковым, таким она никогда раньше не видела его. Он взял ее за руку и попросил: — Не уходи, побудь немного со мной.

Госпожа Чжан смутилась, слегка покраснела и тихо ответила:

— Пусти, могут увидеть.

Кэ-мин будто не слышал и, не выпуская ее руки, повторил:

— Я хочу, чтобы ты была со мной, мне очень грустно.

— Я побуду с тобой, только отпусти руку, — уговаривала госпожа Чжан мужа тоном, каким уговаривают детей. Ей казалось, что сама она помолодела. Раньше она боялась его, сейчас жалела.

— Из Цзюе-ина вряд ли что выйдет. За Цзюе-цюнем тоже надо хорошенько присматривать. По-моему, из этих детей не будет проку. Право, что ни поколение, то хуже, — говорил Кэ-мин как бы самому себе. Мысли его все чаще возвращались к случившемуся. В голосе звучала глубокая тоска.

— Кэ-мин, ты все еще думаешь об этом? Цзюе-цюнь ведь не твой сын. Лишние думы, лишние хлопоты. Ты должен меньше сердиться и больше отдыхать, это будет самое лучшее, — заботливо советовала госпожа Чжан.

— Вы, женщины, не разбираетесь в семейных делах. Хотя Цзюе-цюнь и не мой сын, но он все-таки из младшего поколения Гао. Пока я жив, я не могу допустить упадка нашей семьи, — возразил Кэ-мин.

— Ты принимаешь все так близко к сердцу. Ведь ты не один в семье Гао. Кэ-дин продал землю, ты сердишься, Кэ-ань связался с артистами — ты тоже сердишься, племянники плохо себя ведут — ты опять волнуешься. Разве можешь ты один со всеми справиться? Отец умер, а тебя они не уважают, — искренне убеждала мужа госпожа Чжан.