Осень - [151]

— Не тревожьтесь, тетя. Я постараюсь сделать это для вас, — согласился Цзюе-синь. Тронутый доверием тетки, он отвечал вполне искренне, совершенно забыв в этот момент о возможных многочисленных препятствиях и отбросив мысль о том, как будет реагировать семья.

Цзюе-минь несколько раз устремлял взгляд на Цинь; она украдкой отвечала ему тоже взглядом. Лицо ее покрылось румянцем смущения, сквозь который, однако, так и светилась радость. А смущение придавало ей особую прелесть женственности. Глядя на нее сейчас, Цзюе-минь еще яснее ощущал свое счастье и тоже краснел от волнения. Когда госпожа Чжан кончила говорить, он еще долго растерянно и непонимающе смотрел на полное материнской ласки, но уже с явными следами старости лицо тетки и молчал, лишившись сразу всей своей выдержки и всего красноречия и чувствуя только, как ощущение счастья захватывает его всего, целиком.

И у Цзюе-миня и у Цинь теперь уже не оставалось ни сомнений, ни опасений. Они не видели никаких препятствий. Будущее представлялось им радужным.

— Раз ты так говоришь, то я спокойна, Цзюе-синь, — удовлетворенно произнесла госпожа Чжан. — За твою помощь даже они — не говоря уж обо мне — будут благодарны тебе. — Ее открытое лицо светилось радостью. Она нежно взглянула на дочь.

Та, словно обласканный ребенок, позвала:

— Мама!

— Что? — выжидающе посмотрела госпожа Чжан на дочь.

Цинь хотела что-то сказать, но слова вдруг застряли у нее на языке. Покраснев, она смотрела на улыбающуюся мать и, наконец, через силу произнесла:

— Не думала я, что ты мыслишь по-новому. Да ведь ты у нас просто человек нового времени! — от души похвалила она мать, хотя собиралась сказать совсем не то.

— Да ты с ума сошла, дочка! — смеясь, замахала на нее рукой мать. — Где же мне разбираться в новых идеях! Ведь если говорить правду, то я даже не одобряю их, эти ваши новые идеи. Только, — ласково улыбнулась она, — вы оба кажетесь мне очень хорошими. А тут, как нарочно, у стариков никакой энергии. Я и сама-то уже состарилась и приходится уступать свое место в жизни. Поэтому я и не в состоянии встать вам на пути. — Еще раз взглянув на Цзюе-миня, она продолжала уже несколько назидательным тоном: — Только я боюсь за твой характер: слишком уж ты остер на язык. Помнишь, тогда в комнате у твоей матери, как резко ты говорил? Все-таки со старшими не следует так разговаривать. Ругать тогда тебя было неудобно и не ругать — тоже неловко. Я же знала, что выругай я тебя тогда — пришлось бы мне дома с Цинь ссориться…

— Ну, что ты выдумываешь, мама? Когда я с тобой ссорилась? — с притворным негодованием рассмеялась Цинь, чувствовавшая себя неловко от насмешек матери.

Госпожа Чжан дружелюбно улыбнулась:

— Ты со мной не спорь. Я хоть и стара, но в ваших несложных сердечных делах я все же разобраться еще могу. Да я и не виню вас, — доверительно продолжала она, — знаю, что вы душой добры, а характером упорны и серьезны. Поэтому я спокойна и не ограничиваю вас. Вы еще молоды, вам жить да жить, а мне уж в музей пора. Я вашему будущему мешать не буду. Как, по-твоему, Цзюе-синь, права я? — обратилась она к старшему племяннику.

— Совершенно правы, тетя. В этом даже я отстаю от вас, — взволнованно, но с некоторой долей стыда за себя ответил Цзюе-синь.

— О, какой комплимент! — В голосе тетки звучало удовлетворение, она не сводила глаз с Цзюе-синя. — Ты — молодец, Цзюе-синь. Во многом ты похож на своего отца. Только, мне кажется, что ты слишком добр, ты готов слушаться каждого, готов взять на себя любое дело. А это вредит тебе самому. Я вижу, сколько ты претерпел за эти годы, и мне жаль тебя…

— Ничего, тетя, нужно терпеть, — скромно произнес Цзюе-синь.

— А мне всегда кажется, что у брата слишком мягкий характер, — скептически вставил Цзюе-минь. — Он каждому готов уступить, но никто этого не ценит; наоборот, его же и третируют. Вот возьмем случай с Цянь-эр: он старался, старался, потратил деньги, а тетя Ван его же к обвинила.

— Конечно, ты тоже прав. Но ты не понимаешь, в каких условиях я нахожусь. Думаешь, мне нравится получать оскорбления? — защищался, словно жалуясь кому-то, Цзюе-синь и страдальчески взглянул на брата.

Цзюе-минь не верил, что ссылкой на «условия» можно оправдать «мягкость» характера. Он хотел было сказать что-то еще, но госпожа Чжан, у которой горести Цзюе-синя пробудили сочувствие, не дала Цзюе-миню раскрыть рта и выступила в защиту Цзюе-синя, не желая бередить сердечных ран последнего и увеличивать его страданий.

— Конечно, твои условия тяжелее, чем у других, Цзюе-синь. Эго и я понимаю. У меня будет к тебе особый разговор. Но ты должен легче смотреть на жизнь и быть веселее. По-моему, за последнее время у тебя ни к чему нет интереса. А ведь ты молод. Нехорошо быть таким отшельником.

— Да, да, конечно, — только и мог ответить Цзюе-синь. При этих словах Цзюе-минь понимающе переглянулся с Цинь, по губам его скользнула улыбка и больше он ничего не говорил.

С двумя восковыми свечами и пучком ароматных трав вошел слуга Чжан-шэн. Расставив на жертвенном столике подсвечники и курильницу, он воткнул свечи, насыпал в курильницу ароматных трав, поправил скатерть и, расставив стулья и положив подушечку для молений, вышел, Вскоре он снова вернулся с рюмками, куайцзами