Осажденный город - [2]
И едва продолжила путь одна, как сразу же раскаялась, ибо это было как раз то, чего требовал городок Сан-Жералдо. Она шла вытянувшись, как автомат, пытаясь даже выглядеть насмешливо. Но шаги множились, и каменная площадь шла под ними. Она остановилась внезапно, завязала шнурки на туфле… Когда подняла голову, то решила не спускать глаз вон с того узкого дома, что более на свету. Лавки замкнулись железными ставнями… Она вела себя достойно со всеми вещами. Дотронулась даже до столба, доверчиво задумавшись. Столб был как ледяной.
Порою ветер доносил с помоста поющие голоса — ночной праздник набирал силу под желтыми фонарями. Но звук задерживался у кромки пустынных улиц. Лукресия взглянула и вверх, даже дерзко как-то. Но в каждом окне пустынного города покачивался человек в сумраке жалюзи — тонкие дощечки трепетали. Бедняжка дрожала от страха перед тем, что она живая. Некоторые вещи казались знамением — отсутствие ветра — слепой, играющий на скрипке — лунный свет меж камней… она быстро перекрестилась, увидев, как толстая мышь золотится под светом фонаря. Четкие шаги прозвучали. Солдат, уменьшенный далью, показался из-за одного угла и пропал за другим… субботняя ночь принадлежала пьяницам. Обрывок бумаги дрожал на земле… И тогда она бросилась бежать и остановилась, лишь ударившись о двери дома. Долго звонил колокольчик…
Нежданная пронзительность звука рассекла темноту пространства. Словно девушка дергала звонок где-то в другом городе. Подождала немного. Но, заявив о своем присутствии колокольчиком, не осмелилась даже стоять неподвижно: начала колотить кулаками в дверь… мышь тихонько бегала возле уснувшей повозки… Она колотила кулаками в дверь и глядела в небо — проносящиеся тучи казались недвижными и луна плыла… она стучала, колотила в дверь стиснутыми кулаками, глядя в небо, и волосы ее словно росли от растерянности и ужаса, вокруг становилось все опасней, дома высились… Наконец наверху лестницы звякнула цепочка замка. Дверь со скрипом приотворилась.
И тут колокола внезапно рассыпались стекляшками, рассеялись с праздничной площади по всему городу, бенгальские огни вспыхнули. Все вокруг рушилось бедственно, прежде почти, чем она успевала укрыться, — она резко захлопнула за собою дверь.
Мало-помалу, в успокоительной тишине, она забылась немного. Была еще вся взъерошена, каждая точка, превращенная во что-то иное, словно обжигала, перила лестницы были кривые. Разом удлинилось пространство предместья Сан-Жералдо, и она вдруг увидела… снизу вверх… гигантскую лестницу города, по какой должна подниматься. Колокола звонили. Длин-н-длен-н, длин-н, длен-н, слушала она внимательно. Представила себе, как все улицы разом освещаются при звоне колоколов.
Ночь теперь стала из золота. Лукресия Невес была спасена.
Здание, где она жила, сплошь состояло из окон и водосточных труб, что делало его неустойчиво-шатким, — девушка взбежала по ступеням, дрожащим под последний перезвон колоколов.
Предместье Сан-Жералдо в году 192… уже мешало с запахом конюшен что-то из новой жизни. Чем больше фабрик строилось окрест, тем быстрее предместье обретало свой рост и силу, хоть жители его и не могли сказать с точностью, какие именно перемены затронули их.
Уличное движение уже захлебнулось, и невозможно было перейти улицу, не отпрянув в сторону от какой-нибудь повозки, которую тащили медлительные лошади, в то время как нетерпеливый автомобиль гудел сзади, пуская дым. Даже сумерки были теперь задымлены и небезопасны. Рано утром, меж грузовиками с деревом и железом, про-лагающими себе путь к новому заводу, корзины с рыбой располагались по мостовой, прибыв сквозь ночь из более крупных поселений. С чердаков и этажей спускались растрепанные женщины с чугунками, рыбу взвешивали чуть ли не на руках, пока торговец в одной рубашке выкрикивал цену. И когда над веселой суетой утра веял ветер, свежий и будоражащий, выглядело так, будто все население предместья собралось сесть на корабль и отправиться в путешествие.
К закату невидимые петухи еще перекликались. И, смешиваясь с металлической пылью фабрик, запах коров питал воздух. Но вечером, когда улицы внезапно пустели, уже дышалось тишиной и тревогой, как в большом городе; и в этажах домов, мигающих светом, все, казалось, сидели неподвижно. Ночи были прохладны и пахли навозом. Порой дождило.
Беспокойная жизнь Базарной Улицы выбивалась из общей атмосферы предместья, где вкусы прошлого царили в кованых решетках балконов, в голых фасадах зданий. И в маленькой церкви, чья скромная архитектура возвышалась в старинной тиши. Постепенно, однако, площадь из камня тонула в криках возчиков, подражающих своим животным, чтоб вести с ними разговор. При все растущей нехватке транспорта целые партии лошадей наводнили предместье, и в детях, наполовину деревенских, рождалось тайное желание проскакать по улице галопом. Один буланый жеребец так лягнул мальчика, что тот умер. И взрослые глядели на место гибели отважного ребенка с упреком, который, в сущности, не знали, к кому обратить.
С корзинами в руках останавливались и глядели.
Пока одна газета не прознала о случае; и с определенной даже гордостью читалась заметка — где хватало иронии по поводу медлительности, с какой многие предместья цивилизуются, — под заглавием: «Преступление Лошади из Предместья».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.