Осака - [107]

Десятилетие, прошедшее с того времени, не дало подтверждения тому, что К. Тангэ казалось правомерным, — росту города как самоценности и его оптимистическому движению к девяностомиллионному мегалополису. Более того, кризис городского образования, особенно на примере городов Тихоокеанского промышленного пояса, усилился. Засорение окружающей среды возросло настолько, что в июле 1970 г. произошло событие неординарного значения не только для Японии, но и для всего мира: сильнейшее заражение воздуха в Токио и в окрестностях столицы привело к отравлению нескольких тысяч человек. Япония оказалась первой страной в мире, вступившей в так называемую вторую стадию засорения общественной среды, проявлением которой является возникновение необратимых явлений в человеческом организме.

Это событие можно поставить в один ряд с трагическими испытаниями, перенесенными японцами впервые в истории человечества, такими, как атомная бомбардировка. А то, что подобное бедствие было следствием кризисного состояния города, вызывало предельно обостренный интерес к проектам будущего города.

Таков был своеобразный социально-психологический «анамнез», с которым японец пришел на ЭКСПО-70.

Выставку посетило огромное количество людей. Вся Япония словно стронулась с места — ехали с детьми и стариками со всех концов страны, везли инвалидов в колясках, приводили слепых, которым подробно рассказывали об экспозиции.

Жители Японских островов всегда отличались большой мобильностью, так же как и стремлением к знаниям и любознательностью — даже школьные программы предполагают обязательные экскурсии по стране и знакомство как с природой, так и с важнейшими культурно-историческими памятниками, составляющими гордость нации.

Так что неиссякаемому потоку жителей страны — устроительницы выставки не приходилось поражаться. Удивительной была их реакция на экспозицию, ошеломившая представителей многих павильонов. Экспозиция, задуманная как бестселлер, которая по всем расчетам должна вызвать максимальное внимание, привлекала всех… но не японцев. Скользнув равнодушным взглядом, они проходили мимо и надолго застывали перед самыми обычными, «промежуточными», с точки зрения персонала павильона, объектами экспозиции. Почему так происходило? Что было интересно для них в макетах деревянных коттеджей Франции и Англии, фотографиях и цветных слайдах различных кварталов, скверов, улиц городов Австралии, Канады, Италии? Что могло привлекать в безыскусной картине семейных выездов «на природу», праздничных шествий, обыденного труда на фермах и промышленных предприятиях?

Однако было ясно, что внимание к этим камерным уголкам экспозиции не случайно, а скорее целенаправленно. Японец не только подолгу рассматривал, но, видимо, что-то вычислял, прикидывал, сопоставлял. Потом, уже после закрытия выставки, стало очевидно, что самое большое внимание уделялось тому, как живет, как ощущает себя человек в урбанизированном мире с его стремительным насыщением техникой и ускорением темпов жизни.

Экспозиции разных стран оценивались с точки зрения основных стародавних принципов национального мировосприятия — человек и созданный им мир, человек и природа, мироздание.

Сверкающий, ошеломительный город будущего правил свое шумное торжество. В то же время в грохоте музыки, в театрализованной феерии японец осуществлял незаметную работу — шла проверка профессиональных концепций и социальных установок, всего того, что предлагалось ему в качестве урбанистического будущего. Наглядность городских структур и, что более важно, ориентиров грядущего образа жизни рождала все возрастающее отрицание этого города, его холодной, механистической, бездушной сущности.

С древности для мышления японца было характерно восприятие города как организованной и развивающейся системы поселения. Кроме того, план города, его физическая структура помимо чисто практического значения всегда воплощали для него определенный символический смысл. В древности и раннем средневековье город выражал универсальные космогонические принципы, четкая система его физической структуры совпадала с построением буддийской иконы мандала — своеобразной схемой вселенной. Средневековый город с находящимся в центре феодальным замком воплощал символическую модель поселения, отражающего представление как о мире, так и о социальной иерархии государства.

Воплощение внеархитектурного смысла, знаковой системы японец искал и в сложных сооружениях, представленных как город будущего. Выводы, к которым приходил он после знакомства с этими безжизненными, «машинными» сооружениями, были неутешительны. Новый город отрицал все характерное не только для традиционного строительства, но и для всего образа жизни японца. Нарушение взаимоотношений человека и природы, принципа гуманистичности в строительстве, создание города, лишенного протяженности во времени, — вот что в восприятии японца стало знаком, символом новой городской системы.

В этих условиях своеобразным символом, знаковой системой будущего в урбанистике страны стал Осака, а не Токио, который за последнее десятилетие, как столица, оказался в лучших условиях, чем Осака и Нагоя — центры огромных промышленных зон (Кансайской и Тюкё).