Осадочная порода - [5]

Видно было, что каждая жилка в нем трепетала от гневной ярости. И сразу же улыбнулся, увидев ягненка на руках девушки, погладил его и ушел к отарам.

4

Когда Вера вернулась в лагерь, там вьючили верблюдов: Кирпичников приказал менять стоянку. На партию и на отары колодцев не хватило бы, а старший чабан рассчитывал дать здесь двухдневный отдых измученным стадам. Было решено, что Андрюша пойдет с караваном к месту новой стоянки, намеченной Кирпичниковым на карте, а сам Николай Николаевич и Вера отправятся на свои маршруты и, не теряя времени, будут работать.

— Действительно, времени терять нельзя! — взволнованно сказала Вера. — Давайте быстро-быстро собираться!

Кирпичников посмотрел на нее как-то особенно остро, но ничего не сказал и повернулся к студенту:

— Вы за меня остаетесь, Андрюша. Смотрите, чтобы порядок был. За все ваша голова в ответе!

Андрюша с шутливой почтительностью поднес перчатку к шлему и очумело вытаращил глаза:

— Р-р-рад стараться, ваше сиясь! Все будет в порядке, авторитетно заявляю!..

По тропе, на которую свернули Кирпичников и Вера, они вместе ехали недолго. Николай Николаевич сухо пожелал Вере удачи и свернул в сторону. Она в ответ по привычке только прищурилась и вдруг поймала себя на мысли об известняке. Ей вдруг очень захотелось найти эту «презренную осадочную породу»!

С компасом в руке Вера огляделась, определяя азимут. Вокруг нее раскинулась ослепительная беспредельность пустыни. Лишь на горизонте бродили смерчи, падали, снова вставали и снова брели, крутясь и качаясь, как пьяные. И там, где бродили смерчи, вытянулись в широтном направлении маленькие островки древних гор — отроги Урала, пришедшего сюда из льдов Арктики. Но… Урал ли это? А может быть, прав Николай Николаевич? Может быть, это останцы Тянь-Шаня? Хорошо, хорошо, это потом! А сейчас — известняк! Только известняк!

Вера двинулась на северо-восток.

Пустыня обманывала ее, играла в прятки. Местность была пятнистой или, как говорят геологи, комплексной. Здесь надо было обшаривать каждый шаг, осматривать и выстукивать каждый камень, каждое обнажение. Путь был трудный, путаный, как будто зверь, за которым охотилась Вера, отчаянно петлял. Ей часто приходилось слезать с лошади и тащить ее на поводе. Подниматься на бугры и холмы, тащить при этом за собой упиравшуюся лошадь было тяжело. Пот теплыми каплями катился по лицу девушки, заливал глаза. Не останавливаясь, она вытирала лицо о плечо и шла дальше. После полудня Вера увидела одинокую гору. Похожая на гигантскую волну, она взметнулась и окаменела навеки. Это было то, что она искала, но, боясь поверить, Вера села на лошадь и погнала ее не жалея. Гора, издали монолитная, вблизи оказалась разбитой тысячами трещин и щелей на мелкие и крупные блоки.

Вера стала подниматься на вершину горы узким ущельем. Стены ущелья давили, солнечный свет обманывал. Тени скал казались пропастями без дна, а рядом зияли настоящие пропасти, похожие на тени. Гора жила своей тайной и враждебной жизнью.

Вершина была усеяна каменной крошкой и обломками песчаников и известняков. Но известняк ли это?.. Когда под каплей кислоты он зашипел, задымился и бурно вскипел большими пузырями, Вера счастливо вздрогнула. Кровь застучала в виски и даже ладони.

Забыв о зное, Вера с увлечением работала, шепотом ругая и карандаш, вертевшийся в скользких от пота пальцах, и выбившиеся из-под косынки волосы. Не отрываясь от планшета, кривя рот, она сдувала их со щек. Вот и работает она на уралидах, о чем так мечтала! А не Тянь-Шань ли это! Э, неважно!

Окончив зарисовку, Вера достала лупу и принялась разглядывать известняк. Ясно видно было, что он состоит из скопления мельчайших раковинок микроскопических животных. Миллионы лет, как медленный дождь, падали они на дно древнего моря и сложили мощные толщи в сотни метров. Из пылинок создались горы!

Вера задумалась, держа на ладони кусок известняка. Она боялась шевельнуться, прислушиваясь к тому, что происходило в ее душе. А в душе стало вдруг просторно, свежо и почему-то весело-весело! Впору бы радостно чему-то засмеяться! Такое, наверное, чувство бывает у человека, когда он после плавания по мелким, извилистым, душным притокам выплывает на простор настоящей большой реки с ее глубиной, мощью, с ее открытыми далями и свежим ветром.

Вера встала во весь рост на обломок, на котором сидела. Ей нестерпимо захотелось тотчас же, немедленно поговорить с Кирпичниковым. О чем? Обрадовать его своим открытием? Или рассказать о просторе в ее душе?

Она поднесла к глазам бинокль и стала искать Николая, но бинокль поймал летящий по пескам столб белой солончаковой пыли, а в нем фигуру всадника, гнавшего коня наметом. Никогда Вера не видела, чтобы так скакали по пескам, и ее охватила тревога. А когда она разглядела во всаднике Джумаша, она уже знала, что случилось что-то нехорошее. Вера спрыгнула с обломка и, забыв о своей лошади, побежала вниз по ущелью, чутьем угадывая трещины и провалы.

— Уа, товарищ инженер, уа! — издали отчаянно закричал Джумаш. — Где начальник?

— Нет здесь начальника. Он далеко. А что случилось?

— Плохое дело. Верблюд в солончаке тонет, вот какое дело, — простонал Джумаш.