Осада - [4]

— Солдаты должны выиграть войну. И они ее выиграют!

Отец кивнул головой.

— Разумеется, конечно. Весь вопрос заключается только в том, чьи солдаты… Ведь на фронте солдаты сражаются с двух сторон, не так ли? Между тем Сталин не такой уж и глупый стратег. И его решения я считаю вполне удачными.

Эгон прямо-таки остолбенел и уставился на отца, как будто перед ним сидел не человек, а призрак.

— Вы… Вы хотите сказать, что…

Отец тряхнул головой.

— То, что я хотел сказать, я скажу, — ответил он резко и, отпив из рюмки коньяка, откинулся на спинку кресла и продолжал: — К сожалению, чем больше мы с вами говорим, тем больше я убеждаюсь в том, дорогой Эгон, хочу сказать вам об этом прямо и откровенно, по-солдатски: у вас исключительно узкий кругозор, который настолько узок, что может стать катастрофичным с точки зрения вашего завтра. Вы только подумайте: человек в чине майора, у которого не возникает даже мысли о том, что же решает исход войны? Такой человек способен быть только простым исполнителем. И поэтому я начинаю думать, что напрасно потратил столь много сил и энергии, чтобы сделать из вас майора.

Эгон вскочил с места, ноздри его дрожали от возбуждения.

— Этого оскорбления… я не потерплю даже от родного отца…

Генерал резко оборвал сына:

— Господин майор! Прежде чем произнести слова «не потерплю», радуйтесь тому, что генерал-лейтенант снизошел до того, чтобы вообще разговаривать с вами. И считайте, что вам крупно повезло в том, что ваш отец генерал. А теперь сядьте и ведите себя прилично или я кое-чего «не потерплю», но тогда вам будет плохо. Я рассчитывал на такую беседу с вами и поэтому заранее распорядился, чтобы вас откомандировали на родину.

Эгон плюхнулся в кресло, как побитый.

«Награждаетесь отпуском… — вспомнил он слова командира дивизии. — Вы заслужили его, господин майор…» Эгон не смотрел на отца. Он слышал, как тот достал бутылку коньяка и поставил на стол рюмку. Разглядывая носки своих ботинок, Эгон умышленно не взял бутылку и не стал наполнять рюмки. Вскоре он услышал бульканье: это отец сам стал разливать напиток.

— Или вы думаете, дорогой Эгон, — презрительно проговорил отец, — что вас продвигали по службе за ваши красивые глаза? А вы не подумали о том, что вы слишком молоды даже для командира роты?

— Я воевал, — сердито пробормотал Эгон.

— Это верно. И мне хочется, чтобы вы воевали и завтра.

Эгон взглянул на отца.

— Перед моим отъездом командир союзной нам немецкой дивизии представил меня к Железному кресту.

Глаза у генерала округлились.

— Скотина… — вырвалось у него сквозь зубы.

У Эгона глаза тоже полезли на лоб и отвалилась челюсть.

Отец глубоко вздохнул и, вытерев обратной стороной руки вспотевший лоб, отпил из рюмки.

— Вы заслуживаете всяческого признания… — произнес генерал сухо. — Вы что, действительно ни о чем не думаете?! Как вы считаете, почему я ушел в отставку?

— По состоянию здоровья… В официальном сообщении говорилось…

Генерал окинул сына уничтожающим взглядом, затем энергично и с силой вдавил остаток сигары в пепельницу.

— Я хочу воевать и завтра! — возвысил голос генерал. — Если бы я воевал сегодня, то потерял бы право на борьбу завтра… Вы что, не понимаете этого? Собственно говоря, вы против кого воюете, господин майор?

Эгон тряхнул головой.

— Против тех, с кем мы находимся в состоянии войны, — ответил он глухо. Его охватило такое же чувство скованности, которое он испытывал в раннем детстве, когда его поучал отец: что бы он ни говорил, отец все равно придирался к нему. И вот сейчас он не знает, что же ответить, чтобы угодить отцу.

— Естественно. И с кем же мы находимся в состоянии войны?

Эгон настолько растерялся, что даже про себя не протестовал против такого школярского вопроса.

— Россия, Англия, Соединенные Штаты… — начал он перечислять.

Отец ткнул вверх указательным пальцем, подняв руку с кожаного подлокотника кресла.

— Спасибо, Эгон. Довольно, не продолжайте! — Генерал взял рюмку со стола, поднес ее к глазам и начал рассматривать цвет напитка. Но даже это движение отца нервировало Эгона. Что он все время рассматривает коньяк, вместо того чтобы пить его?! И потом, как можно смаковать коньяк, будто это сладкое десертное вино? Генерал повернул рюмку и посмотрел на нее с другой стороны и, как бы читая отпечатанный на ней текст, вымолвил:

— Вы не понимаете самой сути войны, поэтому не способны понять и меня.

«Это понятно и ребенку…» Эгон хотел было возразить, но вспомнил, что отец ждет от него именно этого возражения. Поэтому он посчитал за лучшее промолчать.

Отец же, немного помолчав, продолжал:

— Вы видите только то, что находится на поверхности явлений, Эгон, а на поверхности же действительно видно, что войну друг против друга ведут две группировки наций…

«Говори, говори…» Эгон твердо решил дождаться конца этих рассуждений.

— …Между тем война ведется между двумя социальными системами. Нам повезло еще в том, что эта война приняла форму столкновения наций. Именно из этого факта для нас вытекает возможность бороться завтра. Но не против какой-либо из наций, а против большевизма.

Генерал сделал глоток. Эгон с облегчением поднял свою рюмку и сразу же опрокинул ее в рот.