Осада - [16]

Шрифт
Интервал

Было обидно, что, приехав домой, он не сможет сказать: «Мы — хозяева», а только: «Мы будем хозяевами».

Отрешенно смотрел Балинт прямо перед собой. Хорошо, что солдаты оставили его в покое. От неудобной позы затекли ноги, но он не хотел менять положение на более удобное, смотрел на землю и, ни о чем не думая, ощущал в себе страшную опустошенность.

— Вы что, Эзе? Не едете? Скоро десять часов! — раздался вдруг крик унтера.

Балинт вскочил и, буркнув: «Так точно!», бросился к штабу. Машина уже тронулась, но шофер, заметив его, притормозил и, высунувшись в окно, крикнул:

— Быстрей!

Балинт прыгнул в машину на ходу. Рядом с шофером сидел незнакомый офицер.

— Ну, теперь пошел, поехали! — крикнул он раздраженно.

Машина рванулась и стала набирать скорость.

Балинт сел в угол и только тут вспомнил о письме писаря, про которое совершенно забыл. Теперь писарь постарается подложить ему какую-нибудь свинью. «Только этого мне и не хватало…» — подумал Балинт, уставившись в окно машины отрешенным взглядом.

Сзади слышалась артиллерийская канонада. Орудия басили, и звук их был непривычен для слуха после долгой относительно тишины.

«Русские зашевелились… Ведь они продвигаются вперед, а не назад. Им нужно отступать…» — подумал Балинт и сразу же мысленно наметил их путь отступления на Марамарош. Он горько вздохнул, сгорбился и еще теснее, насколько мог, вжался в угол.

— Прекратите стрельбу… — шептал он, тяжело дыша, но орудия не выполнили его желания. Их отдельные выстрелы скоро слились в единый мощный гул. Машина шла дальше по бугристому полю. Балинт сунул правую руку под шинель, нащупал дорогие для него документы и, бережно прикрывая их, благоговейно стал держаться за карман прямо поверх сердца.

4

Вильмош Грос не думал о возможных последствиях. Он был голоден и хотел сходить на улицу Лехель. В начале восьмого он накинул на плечи плащ и вышел из барака.

Уже почти совсем стемнело.

Вильмош обошел барак и направился к нужнику. Как и всегда, он задержался у деревянной будки туалета, прислушался, а затем махнул через забор на волю. Незаметно пройдя между высокими, с двухэтажный дом, штабелями досок, кучами песка, цемента и листового железа, он вышел на улицу.

Никто не заметил его ухода, хотя перед входом в барак стоял часовой, пожилой солдат, вооруженный винтовкой с примкнутым штыком. Он видел, когда юноша пошел за барак. Солдату было скучно, и поэтому, немного подождав, он отправился к нужнику, подойдя к которому громко спросил:

— Что, понос тебя прохватил?

Ответа не последовало, и тогда солдат открыл дверь.

— Ах ты, мать твою… Словом, смылся мерзавец… — Покачав головой, он улыбнулся. «Глупый щенок, думаешь, что поступил очень умно, перехитрив меня. Наверное, выскочил на улицу Лехель, к лавочнику…» Солдат вернулся к бараку и задумался. В другое время узники тоже выбегали из гетто: снимут желтую звезду — он заметил, что они ее не нашивали, а прикалывали булавкой, — и бегут что-нибудь купить. Дураки. Лучше бы сказали ему, он с удовольствием принес бы им, что надо. Наказание божье, что они вытворяют. А между тем очень хорошо знают, чем это кончается. Однажды солдат решил немного наказать маленького мальчика. Не сильно, а так, для острастки, чтобы знал, что так делать нельзя. Если бы на его месте стоял какой-нибудь деревенщина, тот бы давно дал свисток, поднял по тревоге всю охрану и заработал бы за бдительность отпуск или какое-нибудь другое поощрение.

Однако солдат решил преподать этому щенку небольшой урок, ведь бежит он прямо к своей погибели. Солдат ждал, мысленно подзывая его к себе: «Ну, приходи же, приходи…»

Юноша, однако, не появлялся, и солдат начал беспокоиться. В восемь — смена, проверят численность, и тогда ему несдобровать: разделают под орех. Он вытащил часы — это были старомодные карманные часы, — щелкнул крышкой. Было уже три четверти восьмого. Укоризненно покачал головой. «Не делай глупости, паренек…»

Послышался стук далеких шагов.

«Для смены еще рано… если только…»

Больно кольнула мысль: а вдруг паренька поймали? Тогда его привлекут к ответственности за то, что он не заметил побега, если еще не обвинят в пособничестве.

«Глупый парень!» — выругался солдат и, выхватив из кармана свисток, несколько раз продолжительно свистнул.

Скрип гравия под тяжестью сапог слышался уже совсем близко, а он продолжал вовсю дуть в свой свисток.

— Прекратите свистеть! Вы же слышите, что идем!

Солдат узнал голос разводящего. В этот момент он был почти уверен, что беглец уже схвачен. Однако, как и положено, принял стойку «смирно» и громко доложил:

— Подозреваю побег, докладываю покорнейше.

— Хорошо, что подозреваете. Сдайте пост!

Из-за спины разводящего выступил солдат и встал рядом.

— Пост номер три, — выпалил солдат привычную формулу сдачи поста, — сдал!

— Пост принял!

Разводящий повернулся кругом, и солдат двинулся за ним. Немного пройдя, разводящий, он был в чине младшего унтер-офицера, начал выговаривать:

— Уже полчаса, как этот еврей сидит в караульном помещении, его задержали на улице Лехель, а вы только подозреваете? Что вы думаете? Для чего вас поставили к бараку?

— Покорнейше докладываю, этот парень пошел в клозет. Я не знаю, как его зовут, молоденький такой, совсем еще мальчик. Потом мне показалось странным, что его долго нет. И надо же было додуматься щенку. Когда же я пошел посмотреть, его уже там не было. Тогда я и подал сигнал тревоги.


Рекомендуем почитать
Некто Лукас

Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.


Дитя да Винчи

Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.


Из глубин памяти

В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.


Порог дома твоего

Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.


Цукерман освобожденный

«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.


Опасное знание

Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.