Осада - [15]

Шрифт
Интервал

Вот и сейчас Балинт лежал на соломе, сопел, кряхтел, вздыхал и ожидал рассвета.

Наконец начало светать.

Русские сидели смирно, а венгры были рады тишине и спокойствию. Правда, то там, то сям хлопали одиночные винтовочные выстрелы, что-то вроде утреннего обмена приветствиями. И больше ничего.

На завтрак дали по целому котелку кофе с ромом.

Балинт устроился в конюшне, привалившись спиной к стене. Кофе был горячим, котелок так и обжигал руки.

В это время унтер-офицер приказал Балинту идти к командиру роты.

Он хотел вскочить с места, но унтер махнул рукой:

— Допейте спокойно кофе.

Торопясь и обжигая горло, Балинт хлебал горячий напиток. Потом побежал к колодцу: было бы стыдно явиться к командиру роты с неумытым лицом. Достал ведро воды, сполоснул рот, умылся, вытер лицо полой шинели и помчался к ротному.

Командир встал, взял со стола какую-то картонку и подал ее Балинту.

— Возьмите, сын мой. Вы это заслужили. Я горжусь, что в моей роте служат такие люди! — И протянул руку для пожатия.

Балинт крепко пожал руку офицеру. Кивнув головой на выход, ротный сказал:

— Отпускной билет получите у писаря. Я его уже подписал. В десять часов в Будапешт идет машина за покупками. До столицы вы сможете доехать на ней… Вы ведь родом из Задунайского края?

— Так точно, из области Тольна, докладываю покорно.

— Сейчас с транспортом плохо. Но вы возвращайтесь вовремя, потому что, если опоздаете и вас схватит полевая жандармерия или какой другой патруль, имейте в виду, вас расстреляют на месте. Ясно?!

— Так точно. Все ясно!

— Приказ мы потом отдадим, его ждать не надо. Передайте мои поздравления своим родителям за то, что воспитали родине такого храброго воина. Ну, идите, сынок.

Балинт четко отдал честь и, повернувшись кругом, строевым шагом вышел из ротной канцелярии и направился к писарю.

— Господин унтер-офицер, покорнейше докладываю, рядовой Балинт Эзе прибыл за отпускным билетом.

Писарь сунул Балинту в руку отпускное свидетельство и, заставив его расписаться в получении, вежливо попросил:

— Не могли бы вы захватить письмо моей жене, Эзе? Вам все равно ехать через Будапешт.

Писарь для Балинта был уже важной персоной, да и видеть-то его приходилось редко, и поэтому он встал по стойке «смирно» и щелкнул каблуками:

— С удовольствием, прошу покорно.

— Перед отъездом зайдите за ним ко мне, тем более что машина будет отправляться отсюда.

Балинт поспешил в свой взвод. Там солдаты еще возились вокруг конюшни. Унтер что-то объяснял одному из них.

Рот Балинта растянулся во всю ширь, и он еще издалека громко крикнул:

— Господин унтер-офицер! Есть, вот!.. — Он потряс в воздухе документами и сразу же спохватился, что унтер может и всыпать ему за то, что он докладывает не по уставу.

Но унтер-офицер пропустил мимо ушей и радостное восклицание Балинта, и то, что он не произнес слов «покорнейше докладываю…». Похлопав его по плечу, унтер спросил:

— В отпуск?

— В десять отправляюсь. — И поспешно добавил: — На машине, покорнейше докладываю! — Он весь так и сиял от радости.

— Хорошо, Эзе, готовьтесь, но возвращайтесь вовремя. — И, как ротный, протянул солдату руку.

— Лучше раньше, чем на час позже, покорнейше докладываю! — Балинт широко улыбнулся и пожал руку унтеру.

Солдаты тотчас же окружили отпускника.

— В отпуск?

— На десять дней!

— И землю дали?

— Пять хольдов! — выпалил Балинт не задумываясь, хотя он еще и сам не читал бумагу, которую ему выдали, что только сейчас пришло ему на ум. Он поднес к глазам картонную карточку, на которой яркими красными буквами было напечатано: «Пять кадастровых хольдов». Балинт прочел эти слова громко и отчетливо, деля на слоги.

— Где? — спросил кто-то из солдат.

— Как это где? Дома…

Кто-то из-за спины спросил:

— Ты из Закарпатья?

— Это почему же из Закарпатья? Я из области Тольна… Там и родился.

— Потому что пять хольдов тебе выделены в Марамароше.

— Да ну вас… — Он хотел сказать, что тогда перепишет бумагу, но его перебили:

— Ты что, читать не умеешь? Прочитай все до конца.

— Оставьте меня. — Балинт побледнел и выскочил из толпы. Добежав до конюшни, он присел на корточки, прислонившись к стене, начал медленно читать документ.

Так оно и было. Он снова прочитал, не веря собственным глазам. Тогда он подошел к унтеру.

— Прошу покорно… — сказал он и осекся.

— Что вы хотели, Эзе? Что случилось?

Балинт показал карточку. Унтер-офицер бегло пробежал ее глазами.

— Здесь все в порядке.

— Так точно, — сказал Балинт и торопливо добавил: — Но в Марамароше…

Унтер-офицер удивленно окинул Балинта взглядом.

— Ну и что? Там же лучшие земли. Если документ выдан, то он не переделывается, да и зачем. Отобьем русских, займем обратно эту территорию, и вы сядете в свое имение. Или продадите землю и купите в другом месте, как вам захочется. — Унтер дружески похлопал солдата по плечу: — Совсем не обязательно туда переезжать.

— Так точно… — ответил Балинт и взял карточку обратно. Потом медленно пошел к конюшне, опять опустился у стены на корточки. «Когда займем снова…» — слышались эму слова унтера. Он глубоко вздохнул. «Тогда еще могу подождать…» На глаза навернулись слезы, он вытер их кулаком и снова от начала и до конца перечитал документ, Вспомнил, как, валяясь на соломе, бессонными ночами перебирал в уме земли. «Ничего, как-нибудь…» Он аккуратно свернул карточку и положил ее в левый нагрудный карман френча, к самому сердцу. «Все будет хорошо…» Решил дома попросить жену положить документ в ящик. Они реализуют его, когда придет время. «Если доживу…» Грудь его высоко поднялась. Он хотел бы дожить, но сейчас сердце сжимало какое-то странное чувство неуверенности. Такого с ним еще никогда не было. Никогда в жизни. «Я богат… Только еще совсем немножко нужно подождать, побыв бедным…»


Рекомендуем почитать
Некто Лукас

Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.


Дитя да Винчи

Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.


Из глубин памяти

В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.


Порог дома твоего

Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.


Цукерман освобожденный

«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.


Опасное знание

Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.