Оса - [11]

– Тот, кто будет уличен в сокрытии личности преступника, разделит с ним вину и получит такое же наказание.

Стоявшие в первых рядах отступили на несколько шагов, а те, кто находился подальше, сразу же вспомнили о своих делах и поспешили удалиться. Лишь около тридцати самых любопытных – и Моури в их числе – не сдвинулись с места.

– Может быть, в магазине что-нибудь видели? – скромно предположил Моури.

Полицейский огрызнулся:

– Не лезь не в свое дело, коротышка!

Затем он громко фыркнул, вошел в магазин и потребовал управляющего. Этот почтенный гражданин вышел на улицу и с ужасом воззрился на свою витрину, после чего стал проявлять симптомы глубокого нервного потрясения.

– Мы-мы-мы ничего не знаем, офицер. Я уверяю вас… уверяю, что мы тут ни-ни-ни при чем. Ведь эта… эта гадость наклеена снаружи, а не изнутри! Кто-то из прохожих устроил такую мерзость, ясно же! И я ума не приложу, почему он выбрал нашу витрину. Наш патриотизм ни у кого не вызывает сомнений и…

– Кайтемпи понадобится не больше пяти секунд, чтобы это проверить, – с ухмылкой заявил полицейский.

– Но я сам офицер запаса в…

– Заткнись. – Полицейский ткнул толстым пальцем в возмутительную листовку. – Сорвать!

– Будет сделано, офицер! Так точно, офицер! Я немедленно очищу витрину!

Управляющий подцепил край листовки и попытался оторвать ее от стекла. Но не тут-то было; земная технология достигла совершенства в создании клеящих веществ. После нескольких неудачных попыток управляющий смущенно посмотрел на полицейского, зашел в магазин, взял нож и снова принялся за работу. Ему удалось оторвать по маленькому треугольному кусочку по углам; текст при этом не пострадал.

– Принеси горячей воды и попытайся ее размочить, – скомандовал полицейский, быстро теряя терпение. Он повернулся к толпе и приказал всем убираться. Любопытные неохотно двинулись прочь.

Перед тем, как завернуть за угол, Моури оглянулся: управляющий возил тряпкой по стеклу витрины; рядом стояло ведро, над которым подымался пар. Моури ухмыльнулся: вода, особенно горячая, легко вступала в реакцию с гидрофлуоресцирующим веществом, входившим в состав типографской краски.

По пути Моури прилепил еще пару листовок – там, где их трудно не заметить, где они могли вызвать приличный переполох. Прошло двадцать минут; вода уже должна была прореагировать с краской, и он не устоял – вернулся к злополучному магазину.

Листовки на витрине уже не было, но на ее месте четкие белые буквы красовались прямо на стекле. Теперь уже не только ведро, но и полицейский с управляющим исходили паром; они метались около витрины и яростно орали то на дюжину граждан, пытавшихся прочитать текст, то друг на друга.

Проходя мимо, Моури слышал, как полицейский вопил:

– Мне плевать, что твоя поганая витрина стоит две тысячи гильдеров! Или забей наглухо, или меняй стекло! Либо то, либо другое!

– Но, офицер! Две тысячи…

– Делай, как тебе сказано! Умышленно или нет – ты предоставил свою витрину для подрывной пропаганды! Это серьезное преступление во время войны!

Моури не спеша удалился; его никто не видел и ни в чем не заподозрил. У него еще оставалось восемнадцать листовок, так что работы хватило до темноты. В этот день он нашел себе подходящее убежище.

Глава 3

Моури остановился у гостиничной стойки и с деланным сожалением обратился к портье:

– Ох уж эта война! Все так сложно, ничего нельзя планировать заранее! – Он всплеснул руками; земляне в подобном случае пожимают плечами. – Я должен уехать завтра, может быть, дней на семь. Так неудачно все сложилось!

– Вы хотите отказаться от номера, господин Агаван?

– Нет. Я забронировал его на десять дней и заплачу за это время. – Моури вытащил из кармана пачку гильдеров. – Если я вернусь вовремя, – то смогу снова занять свой номер, в противном случае. – Он опять сделал руками волнообразный жест и добавил: – Ну, что ж, не повезет, так не повезет.

– Как вам будет угодно, господин Агаван, – ответил портье, выписывая квитанцию и протягивая ее постояльцу. Речь шла о чужих деньгах, и его ничуть не волновало, как постоялец их растранжирит.

– Спасибо, – поблагодарил Моури. – Долгих лет!

– Долгих лет, – ответил портье, но судя по интонации – скончайся клиент прямо у стойки, он бы и глазом не моргнул.

Моури зашел в ресторан и поужинал. Затем поднялся в номер, вытянулся на кровати, дав отдых гудящим ногам, и стал ждать наступления темноты. Когда погасли последние блики заката, он достал из чемодана новую пачку листовок, взял кусок мела и вышел.

На этот раз все было намного проще. Тусклое уличное освещение было ему на руку; к тому же теперь он был хорошо знаком со всеми заслуживающими внимания местами и мог не отвлекаться на поиски квартиры. В течение четырех часов Моури постарался обезобразить листовками как можно больше стен и витрин самых шикарных магазинов, которые днем особенно привлекали внимание прохожих.

Выйдя из отеля в семь тридцать, к полуночи он наклеил ровно сто листовок и вывел большими четкими буквами «ДАГ» на двадцати четырех стенах.

Надписи были сделаны особым мелком земного производства, очень похожим на обычный, но с одной интересной особенностью – мел въедался в поры кирпича при попытке смыть его водой, чем больше тратилось усилий, чтобы избавиться от надписи, тем ярче она проступала на стене. Существовал единственный способ уничтожить надпись – снести стену и построить новую.