Орлы летают высоко - [22]

Она повернулась к Александру. В горле у нее что-то сжалось так сильно, что она не могла говорить.

– Анна, – прошептала она, – Анна вместо меня. Я этого не вынесу!

Александр подошел к ней и положил руку ей на плечо. Она была повержена, и он это знал.

– Он никогда не женится на Анне. Я клянусь в этом. А теперь идите, сестра моя. Он Легко коснулся губами ее лба и быстро взглянул на мать.

Вдовствующая императрица знала правду, но ее собственный сын заставил ее разыграть все это ради пользы Екатерины. И как всегда, когда он проявлял свою волю, она сделала так, как он велел. Теперь она подошла к Екатерине и вывела её из комнаты.

Через восемь дней было официально объявлено о помолвке Великой княгини Екатерины и князя Георга Олденбургского, и несчастный посол Франции в Петербурге получил задание передать это беспрецедентное оскорбление французскому императору.

– Ты даже не представляешь, как я скучал по тебе, Мария, – прошептал Александр. Говоря это, он повернул голову на подушке в ее сторону, но парчовые занавески полога совершенно не пропускали света. Он чувствовал у себя на щеке ее дыхание, но видеть ее не мог.

– Я рада, я хотела, чтобы вы скучали. Я была так несчастна, а теперь нет.

Ее губы дотронулись до его уха и задержались там. Он обхватил ее маленькое тело кольцом своих рук и начал ласкать ее. Пока он это делал, в его мозгу с удивительной отчетливостью промелькнули все другие женщины, с которыми он проделывал то же самое, и кровь быстрее побежала у него по жилам от охватившего его желания. Фрейлина его бабушки, шлюха средних лет, невероятно грубая и опытная была у него первой, с одобрения Екатерины. Позже, испытывая смущение и стыд, он представлял, как она без конца рассказывала бабушке все в деталях, и как обе они смеялись.

Возможно, поэтому у него ничего не получилось с Елизаветой, которая была нервной и необыкновенно страстной, несмотря на свое невежество. Он питал отвращение к ней в постели, ненавидел ее блеклые волосы, ее раскосые кошачьи глаза с их поразительно нежным выражением, ее хрупкое тело, которое застывало в ожидании, когда он дотрагивался до него, и никогда не достигало точки, где ответом становится чувственная твердость. Какое-то время он выполнял свои супружеские обязанности, а потом, после того, как жена так и осталась бездетной, оставил их.

Любовницами его были женщины всех классов и типов. Некоторые были очень юными: сегодня лепечущая дочь дворянина, а завтра хорошенькая служанка, – другие – опытны и изощренны. Они начинали роман с ним из чувства тщеславия, а кончали тем, что влюблялись в него. Были и обычные проститутки. Он подбирал их в цыганских таборах и кабаках, и, узнай они, кто он на самом деле, они умерли бы со страха. Бесчисленное количество женщин показывали ему силу его собственного очарования, но ни в малейшей степени не затрагивали его чувства.

А потом была Мария Антоновна Нарышкина, темноволосая и прекрасная, как раз того типа, который он обожал. Она какое-то время смеялась над ним и избегала его, пока мысль об обладании ею не стала для него наваждением. После того, как она сдалась, ее обаяние для него не только не уменьшилось, как это бывало со всеми другими женщинами, но, наоборот, увеличилось.

Как любовница, она сочетала в себе все качества, необходимые ему и которые раньше он не мог найти сразу в одной женщине. Она была прекрасным, утонченным другом, знала, когда следует быть веселой, а когда – спокойной, в зависимости от его настроения. Она была возлюбленной, возбуждавшей его и отдававшейся ему так, как не могла ни одна другая женщина до нее.

Он овладел ею, сделал ее официальной любовницей, был щедр, горяч и добр к ней на протяжении трех лет, а влюбился в нее только после Тильзита.

Тогда он узнал из собственного опыта то, что рассудок его принимал как нечто второстепенное – что любовь болезненна, бескорыстна и всепоглощающа, она имеет гораздо меньшую связь с чувственностью, чем это принято думать. Он спал с женщинами в Эрфурте, а когда Мария уезжала за границу, то спал с ними, когда это бывало для него необходимым, но эти отдельные случаи неверности только усиливали то болезненное влечение, которое он испытывал к женщине, занимавшей свое место рядом с ним.

– Александр, о, Александр, – прошептала она.

Он закрыл ее рот поцелуем, не давая ей выговорить ни слова, и его мысли снова вернулись в настоящее, и его охватила страсть… Она ответила ему со всей страстностью, на какую была способна.

Потом она заснула, крепко, как ребенок, уютно положив голову ему на плечо; в темноте он улыбнулся и нежно поцеловал ее.

В отличие от Елизаветы Мария вынашивала ему детей. Она могла бы подарить ему наследника, которого он никак не мог получить от собственной жены, но их совместное счастье не могло быть закреплено браком. Он знал это, да и она тоже. После Петра Великого ни один царь не был официально женат на женщине-простолюдинке, а Елизавета Алексеевна, независимо от того, любил ее царь или не любил, была принцессой Баденского королевского дома.

Он знал, что именно в этом скрывалась причина того, что Мария, обычно такая беззаботная и добродушная, обращалась с императрицей откровенно грубо и всегда лично сообщала ей, что беременна от царя. Жестокой ее делала ревность, и, подобно всем влюбленным женщинам, на чьем пути встает соперница, она старалась причинить боль этой другой. К Елизавете все были жестоки. Он вспомнил убийство корнета Охотникова и ужас Константина, который старался в этот вечер напиться, сидя за императорским столом и ухмыляясь, как дьявол.