Орлеанская девственница - [52]

Как автор многих выдумок. Пока

Лилась пропитанная сладким ядом

Речь, славный Дюнуа, дремавший рядом,

Прислушивается. И, поражен

Таким отменным красноречьем, он

Узнать желает, что за Селадон

Пробрался в спальню, запертую худо.

Он входит и (о волшебство, о чудо!)

С ушами поразительной длины

Неистового видит кавалера.

Так некогда поражена Венера

Была в объятьях божества войны,

Когда, по приглашению Вулкана,

Бессмертные на них глядеть сошлись.

Но не была покорена Иоанна,

Не отступился от нее Денис,

Диавольское он разрушил дело:

Собою Девственница овладела.

Так задремавший на посту солдат,

Услышав выстрелы или набат,

Мгновенно просыпается и смело

Бросается наперерез врагу,

Кафтан застегивая на бегу.

Копье Деборы, смоченное кровью,

Испытанное на полях войны,

Стояло прислоненным к изголовью.

Она берет его. Мощь Сатаны

Оружием божественным заране

Посрамлена. Спасаясь, бес бежит.

От яростного рева все дрожит

И в Нанте, и в Блуа, и в Орлеане,

И вскормленные в Пуату ослы

Свой голос тоже подают из мглы.

Нечистый убегает, злобы полон;

Но на бегу план мести изобрел он.

Он в Орлеан, быстрей, чем мышь в траве,

Бежит к жилищу самого Луве,

И там он входит в тело к президентше.

У Сатаны был правильный расчет:

Она любила бритта, и не меньше

Был в госпожу Луве влюблен Тальбот.

И бес за дело принялся. Короче,

Внушил он даме с наступленьем ночи

Впустить Тальбота и его друзей

В ограду Орлеана. Хитрый змей

Прекрасно знал, что, ворожа Тальботу,

Себе на пользу делает работу.

Конец песни двадцатой

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

СОДЕРЖАНИЕ

Явленное целомудрие Иоанны. Хитрость Диавола. Свидание, назначенное президентшей Луве великому Тальботу. Услуги, оказанные братом Лурди. Примерное поведение скромной Агнесы. Раскаяние осла. Подвиги Девы. Торжество великого короля Карла VII

Мои дорогой читатель, верно, знает,

Что бог-дитя, который наш покой

Совсем не по-ребячески смущает,

Имеет два колчана за спиной.

Когда стрелу из первого колчана

Направит он, то сладостная рана

Не ноет, не болит, но, что ни час,

Становится опаснее для нас.

В другом колчане стрелы – пламень жгучий,

Который нас испепелить грозит:

Все чувства наши крутит вихрь могучий,

Забыто все; лицо огнем горит,

Какой-то новой жизнью сердце бьется,

Кровь новая по жилам буйно льется,

Не слышишь ничего, блуждает взгляд.

Кипящей несколько часов подряд

Воды в котле нестройное волненье

Есть только слабое изображенье

Тех бурных чувств, что нас тогда томят.

О, недостойнейших лгунов орава,

Которых мучила Иоанны слава,

О, бывшие всегда во власти зла

И истину скрывавшие лукаво,

По-вашему, краса всех дев могла

Такой любовью полюбить осла?

Вы честь ее берете под сомненье,

Наносите ей дерзко оскорбленье

И, умножая собственный свой срам,

Не уважаете прекрасных дам.

Не говорите, что Иоанна пала,

То повторять одним глупцам пристало,

Бессмыслица такая всем ясна.

Вы путаете числа, времена,

Бесстыдно лжете, не смутясь нимало.

Почтительнее к памяти осла!

Вам всем не по плечу его дела,

Хоть уши вам судьба длинней дала.

Ведь если Девственница без смущенья

И даже с чувством удовлетворенья

Внимала столь неслыханным речам,

То это извинительно для дам:

Тщеславия безгрешны наслажденья.

И чтоб навек прославить наконец

Иоанны д'Арк немеркнущий венец,

Чтоб доказать, что, овладев собою,

Она отбила натиск темных сил,

Не поддалась ослу, – я вам открою:

Другой любовник у Иоанны был.

То Дюнуа; уже давно она

Ему душой возвышенной верна.

Пускай ослиной речью, столь блестящей,

Она была немного польщена,

Но случай этот, многих веселящий,

Нельзя считать изменой настоящей.

История расскажет нам,

Что Дюнуа, безжалостный к врагам,

Златой стрелой из первого колчана

Был поражен Амуром в сердце. Рана

Была глубокой, но владел собой

И слабостей не ведал наш герой.

Он предан был монарху и отчизне;

Их честь была ему законом в жизни.

Иоанна! Знал он, что тебя своей

Он назовет с исходом бранных дней,

И срока ждал, уверен, тверд и молод;

Так верный пес, одолевая голод,

До устали набегавшись окрест,

Дичь держит в пасти, но ее не ест.

Однако, видя, что осел небесный

О страсти Деве говорит прелестной,

Решил открыть свою любовь и он.

Мудрец порой бывает помрачен.

Конечно, было слишком безрассудно

Отчизну бросить на алтарь любви.

Есть грань страстям. Иоанне было трудно,

Еще не потушив огня в крови,

Сопротивляться своему герою.

Любовь над нею власть брала, не скрою;

И лишь в последний миг святой Денис

С заоблачных селений грянул вниз

И, свет вокруг себя распространяя,

На золотом луче слетел из рая,

Как в оный день, когда из горних стран

Он в первый раз спустился в Орлеан.

Ударил в грудь Иоанны луч небесный,

Она очнулась, и, что было сил,

Кричит: «Остановитесь, друг прелестный.

Еще не время, час не наступил,

Умерьте ваш неудержимый пыл!

Вам одному я верность обещаю,

Вам девства своего отдам я цвет,

Но вы должны еще родному краю

Помочь стереть позор последних лет,

Изгнать врага, исполнить дело чести;

И мы на лаврах ляжем с вами вместе».

Сдержал свои желанья Дюнуа,

Услышав столь разумные слова,

И обещал им подчиниться свято.

Она спешит его поцеловать

Подряд раз двадцать или двадцать пять,

Как добрая сестра целует брата.

Овладевают вновь они собой,

И в их сердцах опять царит покой.

Денис их видит и, довольный ими,