Орхидея на лезвии катаны - [155]

Не стоило обманывать себя столько времени. Я хотела его до безумия, и под соусом страха, несогласия с принуждением, неизбежности и усиленной в десятки раз уязвимости желание стало острее и сильнее, как бы ни хотелось рыдать от подобного предательства тела и сознания. Это был единственный выход шагнуть навстречу своему сладкому ужасу и искушению одновременно. Страх уничтожал меня день ото дня, лишая способности здраво соображать и не оставляя выхода. По крайней мере, именно в этом я себя на тот момент убедила.

- Встань, девочка. – Со мной творилось что-то невообразимое. Я затрясла головой, протестуя, но все же поднялась на ноги, и, кажется, это получилось совсем не без кошачьей грации. Его горячий шепот обжег мочку моего уха, а от прикосновения пальцев к полосе голой кожи над замочком молнии искрящиеся разряды ускорили свое движение, вливаясь в кровь обжигающе-сладкими вспышками. У меня просто не было выбора, и я непроизвольно зажмурилась снова, когда молния моего платья расстегнулась под его теплыми пальцами. Отчаянный протест – скрестить руки на груди и не позволить зашите из синего шелка скользнуть вниз - воплотился в моем судорожном движении. Страх на миг прогнал бурлящее в крови желание удушающей тяжестью в грудной клетке, острыми кристаллами неправильности происходящего, неприятием первобытных инстинктов, которые нормы заученных правил отправили во временную спячку. Оковы теплых пальцев сжались на моих запястьях стальными фиксаторами, разводя мои руки в сторону и прижимая к бедрам, позволяя платью беспрепятственно скользнуть с плеч.

- Тише, моя девочка! – я едва не всхлипнула, почувствовав свою уязвимость от своеобразной нежности этих слов. Ломает не боль и не обещание жестокого наказания. Ласка может уничтожить куда изощреннее, поданная вовремя и к месту, – сознание уже измотано страхом и отчаянием настолько, что вцепится в этот спасательный круг обеими руками, позволив слезам облегчения пролиться дождем окончательной капитуляции. Я открыла глаза, отстраненно наблюдая, как платье упало на черный паркет легким покрывалом. Несколько сорвавшихся слезинок оставили на нем темнеющие метки, и я прикусила язык, пытаясь прогнать мимолетной физической болью боль моральную. Именно благодаря этому я не разрыдалась, когда руки Лаврова сжали мои обнаженные плечи и настойчиво, но вместе с тем нежно развернули к себе. Я опустила глаза в пол, понимая, что не смогу выдержать пристального взгляда, который словно оглаживал мое лицо отточенным лезвием. В оглушающей тишине секунды срывались в бесконечное падение с отголосками невысказанных снов и сорвавшихся с цепи страхов и ожиданий. Я с трудом понимала, что именно происходит, и когда меня заставили опуститься на колени, сделала это без протеста и желания дернуться, вырваться из тисков ладоней. Ощутила, как он зашел за спину и собрал в хвост мои волосы, обнажая шею. Легкий ветерок пробежал по позвоночнику, гася испарину, прохлада пола остудила пульсирующие суставы коленей. Аритмия страха и возбуждения продолжала выбивать изнутри, предвещая нечто, что заранее пугало меня посильнее падения астероида и нашествия инопланетян. Пока что мне не причиняли боль и не угрожали. Но ласка поглаживаний была нивелирована едким цинизмом полноправного хозяина, осматривающего свою собственность. Эта холодность гасила пламя в крови, не позволяя сорваться в свободный полет и отдаться своим желаниям – а ведь это сейчас было бы наилучшим выходом, который бы прогнал ужас прочь.

- Подними голову. – Я подчинилась, ощутив прикосновение все таких же теплых пальцев на своей шее. Когда их сменило прохладное касание чего-то инородного, мягкого и неподатливого одновременно, я напряглась всего лишь на несколько секунд. Первой реакцией было, как ни странно, облегчение – это не стек и не кнут… Но когда это нечто обернуло мою шею, отрезвив прикосновением холодного стального элемента, горло перетянуло петлей сорвавшейся паники и неприятия.

- Нет! – я не знала, почему так резко рванулась в сторону, испытав кратковременное удушье. Мне хватило понимания того, что же только что с оглушающим щелчком замкнулось на моей шее – почти невесомое, приятное по тактильному ощущению, но вместе с тем…

- Да. – В его голосе не было ни малейшей эмоции. Отстраненная констатация факта, непреклонность и власть. – Согласившись со мной, ты согласилась и на него тоже. Прекрати метаться, ты причиняешь себе боль! Юля! Руки, не заставляй тебя связывать! – мои ладони, потянувшиеся к ошейнику, безвольно упали на колени под прессингом последней угрозы. Унизительная метка-фиксатор вросла в кожу, выбросив волю прочь из замкнутого энергополя чужого обладания – моя голова против воли опустилась ниже, шквал самой настоящей уязвимости накрыл с головой, выбив приступ озноба и новых слез. Власть этой кожаной полосы была настолько сильной и всеобъемлющей, что меня буквально пригнуло к полу, к моему истинному месту – у ног сильнейшего, чья одержимость достигла фазы безоговорочной победы. Ошеломляющий жар окатил тело пенящейся волной, сердечко затрепетало в тисках абсолютного подчинения. Мне все еще хотелось плакать от острого чувства слабости и незащищенности – но оно непостижимым образом угасало и таяло, стоило его ладони вновь успокаивающе погладить мои плечи, скользнуть вдоль выступающих позвонков, забирая дрожь тревоги, вбирая ее в подушечки собственных пальцев ласкающим и одновременно подчиняющим нажимом. Волны вожделения накатывали на места его прикосновений, проникали в кровь и костный мозг, стирая грани страха и предвкушения; когда пальцы ощутимо сжали половинки моих ягодиц, я всхлипнула не от испуга и не от отвращения. Огонь в солнечном сплетении разгорался все сильнее, опускаясь вниз и заливая пламенем складки налившейся кровью вагины, прогоняя осторожность и окончательно сжигая чувство незащищенности. Может, всему виной был замкнувшийся на моей шее ошейник?