Орхидея на лезвии катаны - [153]

- Прямо. Приятного вам отдыха. – Надо же, бодигардам разрешено говорить? Дрожь пробежала по моей спине от мысли, что он может догадываться о том, что будет происходить за этими дверями, но я уверенно повернула позолоченную ручку, шагнув навстречу неизвестности… или известной реальности, в которой мне ни на миг не стало легче.

Комната, залитая солнечным светом. Широкие панорамные окна, легкий ветерок колышет занавеску, отчего по практически черному паркету бегут причудливые смазанные блики и полутени. Мебели почти нет, минималистичный хай-тек в оттенках солнечного тепла и крепкого кофе. У меня не осталось никаких сомнений, что эта квартира принадлежала ему – иногда цвета и оттенки могут сказать гораздо больше, чем подробная документация, прописывающая право владения. Я была на территории врага, диктат интерьера кофейного цвета надавил мне на плечи, не позволяя дышать полной грудью и сохранять иллюзию того, что я могу что-то решать. Эта была камера пыток формата люкс, пусть даже я не видела андреевских крестов и прочей атрибутики, хотя еще, наверное, не вечер?

Стук каблуков гулко отдавался эхом в комнате, когда я, как завороженная, сделала несколько шагов по направлению к огромным окнам. Одно из них было приоткрыто в режиме микровентиляции, теплый ветерок прошелся по пылающей коже, играя моими волосами. Я подошла ближе и едва не закричала, осознав, что за стеклом нет никакой лоджии.

- Тебе настолько неприятно быть со мной, что ты решила полетать с 12 этажа?

Нет, шок от огромной высоты был не таким критичным, как сам факт его присутствия и того, что он собирался со мной сегодня делать. Как бы я ни пыталась ухватиться обеими руками за шаткую вероятность того, что в нём проснется жалость или даже уважение, учитывая, сколько испытаний я вынесла и не сломалась, здравый смысл прекрасно вопил о всей смехотворности подобных надежд. Сердце рухнуло к ногам, горло перетянуло удушающей пленкой, а мне оставалось только поблагодарить высшие силы за то, что он сейчас не видел моего лица, все так же оставаясь незримой тенью за моей спиной.

- Я не слышу ответа.

- Я не суицидница. – мои глаза почти молниеносно защипало от слез отчаяния. Казалось, пропасть в двенадцать этажей была для меня некимс предостережением свыше: подчинись или падай в эту бездну. Третьего не дано.

- Ты совершила ошибку. Исправим ее? – что-то прохладное и гибкое коснулось моей щиколотки, прочертив маршрут до икры ласкающим прикосновением. Миновав подколенную впадинку, предмет, пока что не идентифицируемый мною, усилил нажим, буквально вдавливаясь в нежную кожу бедра. Я с трудом подавила всхлип. Мне просто надо закрыть глаза и отключить свои эмоции, и все прекратится. Несколько часов, и я буду свободна на сегодня. Нажим наконечника – я осознала, что это стек, - ослабил давление и скользнул между моих плотно сжатых ног, поднимая шелковый подол платья до уровня ягодиц. Я хотела оставаться невозмутимой, но, когда мужские пальцы впились в кожу, оставляя гематомы в попытке заставить меня раздвинуть ноги, едва не потеряла над собой контроль. Напряжение последних дней, недель, черт с ними, даже месяцев достигло критической отметки, когда чужая ладонь накрыла лепестки моей гладко выбритой киски, пытаясь проникнуть внутрь сразу двумя пальцами. Учитывая то, что я не успела увлажниться – а обстоятельства этому не способствовали, - я зашипела от растирающей боли.

- Юля, б**дь, прекрати сжиматься! Ты решила меня разозлить?

Его шепот обжег мою ушную раковину, проникая вглубь сознания, сжимая удушающие тиски панического ужаса еще сильнее. Неконтролируемая дрожь – предположительно, ужаса - захватила мое тело, зарождаясь в кончиках пальцев и распространяясь со скоростью света. Я не осознала, что мои слезы прорвали блокаду зажмуренных глаз и побежали по щекам, когда чужие руки все-таки развели мои ноги в стороны. Прикосновение кончика стека к малым половым губам обожгло новым витком паники. Никто не собирался щадить мои чувства или же давать мне время подготовиться к этому неизбежному проникновению унижения. Это был триумф победителя, которому никто и ничто не могло сейчас помешать, более того, жертва сама стала перед ним на колени, склонив голову и согласившись терпеть унижения и насилие.

- На колени! – нажим стека усилился, наконец проникнув внутрь сомкнутых складочек плоти, оцарапав нежную кожу ребристыми гранями в попытке сделать медленный поворот. Меня помимо воли пронзило разрядом чувственных искр, но это не вызвало прежнего желания толкнуться навстречу и расслабить мышцы, отдаваясь подступающему удовольствию. Вместо этого слезы побежали по моему лицу с удвоенной силой, колени практически не ощутили твердого паркета. Мне пришлось расставить пальцы, чтобы упереться ладонями в пол и не позволить рукам Лаврова согнуть меня в пока еще недопустимо унизительную для меня позу безоговорочной покорности. Несколько слезинок скатилось по моей щеке на черное дерево, засверкав в свете солнечных лучей.

Я была уничтожена и сломана и могла только плакать, позволяя этому мужчине иметь мою судорожно сжимающуюся киску стеком, который спустя минуту заменили его пальцы. Массаж главной эрогенной зоны не прошел даром – фаланги проникли внутрь вагины на полную глубину вместе с характерным всплеском прибывающей влаги. Я не могла отрицать того, что от этого вторжения новые волны сладкого возбуждения побежали по моему телу, принуждая голосовые связки издать протяжный стон удовольствия вместо всхлипа униженной безысходности. Тело сорвалось в первобытный ритм подчинения и восхищения, а моя душа истекала слезами от отчаяния и осознания неправильности происходящего. Я не чувствовала нежности, ласки, заботы и безопасности в этих руках, которые терзали меня откровенно чувственными прикосновениями. Это было обладание, циничное изучение собственности, которая вновь вернулась к прежнему владельцу спустя годы. Он прекрасно видел, что со мной происходило, понимал, что дрожь вызвана не сексуальным возбуждением, а слезы продиктованы совсем не страстью с экстазом, но останавливаться не собирался, отмахнувшись от моей моральной боли, как от досадного недоразумения. Тело продолжало покорно принимать троянский дар грубых прикосновений, усилившихся толчков согнутых пальцев внутри меня, тогда как я догорала морально на костре этого беспросветного тупика.