Орхидея на лезвии катаны - [152]

Проснувшись утром, я была уверена, что никто мне не позвонит и уж тем более никто за мной не заедет. В клубе, как всегда после подобных мероприятий, был официальный выходной; мэрия по понедельникам работает в усиленном режиме, планируя последующую неделю, к тому же сын моего персонального Люцифера ночью перенес операцию – пусть и не опасную для жизни, всего-то, как сказал Дима, пара лазерных швов, но, если бы подобное случилось с Евой, я бы не то что о сексе, я бы даже о спасении перед лицом катастрофы думать бы не смогла! Так или иначе, к обеду я почти убедила себя, что вчера слова Лаврова не несли в себе ни малейшей смысловой нагрузки. Он хотел напугать, восстановить прежнюю дистанцию, приструнить, чтобы я не выдумывала себе того, что скорее всего не существует, но ни в коем случае не потребовать выполнения обязанностей сабы при подобном стечении обстоятельств! Мы с Евой остались дома и как раз пытались сложить оригами, пользуясь найденными в сети обучающими видеороликами. Когда раздался звонок телефона, я беспечно ответила, уверенная, что сейчас мне скажут, что все планы летят в трубу и я остаюсь дома. Надо ли говорить, в какой шок повергло меня услышанное.

- В три будь готова. Никакого белья и избавь меня от созерцания твоего страдальческого личика. – Ева встрепенулась, словно олененок, почуявший опасность, а я не знаю, как у меня хватило сил продолжать ей улыбаться и не выдать своего состояния. Пустота затопила мое сознание, продолжая расширяться, убивая цинизмом охреневшего хозяина города, в котором я с дочерью осталась заложницей, и ждать спасения было неоткуда. – Тебе же не составит труда постараться и сделать все от тебя зависящее, чтобы я был доволен?

- Как сын? – я непроизвольно понизила тон, придав голосу температуру нуля, хотя и понимала, что это не сыграет ровно никакой роли.

- Лучше всех. Если у тебя вновь появилось желание поиграть в детского психолога, поверь, в этом нет необходимости. Предлагаю примерить на себя иную роль, более привычную. Начинай собираться, потому что за опоздание я накажу тебя с особым усердием.

Мне надо было уже перестать удивляться этому цинизму и наплевательству. От добра добра не ищут, я всегда это понимала, но даже не предполагала, как ударит подобный официальный тон. Я ведь еще даже не пришла в себя от ужаса на вечеринке, откладывала его в тайный отсек сознания, хотя он и без того был переполнен моей болью. Рано или поздно она взорвется, либо наоборот, застынет льдом, пустит свои леденящие прожилки по всей сущности ослабленной противостоянием женщины с одной-единственной целью – даровать ей бессмертие путем эмоционального анабиоза. В груди будет биться осколок льда, по привычке гоняя кровь и охлаждая ее с каждым ударом. Однажды это случится, если я не сломаюсь. Сейчас мне не хотелось думать о том, что именно для этого должно произойти, но я понимала, что последующий удар будет сокрушительнее предыдущих.

- Я привезу тебе белочку из «ледникового периода». Огромную, - пообещала дочери, которая расплакалась и упрекнула меня в том, что я обещала никуда не уезжать. От ее слез у меня сжималось сердце, а ненависть к мужчине, который сейчас в буквальном смысле слова держал в руках мою жизнь, начала набирать обороты, разжигая внутри чувство мести. Впрочем, сейчас было слишком рано до ее реализации. Я была выбита из колеи, опустошена, напугана и готова на все, лишь бы мне дали нормально пожить – не ради себя, ради Евы, которая (права была Никея) чувствовала мое состояние. Если мое обреченное послушание сможет хоть ненамного сгладить градус тревоги и безысходности, я готова была играть эту роль, сцепив зубы.

Огромная новостройка с огороженной парковочной зоной перекрыла обзор проспекта Победы. Сердце сорвалось в пропасть тревожного предчувствия, я поспешно протерла салфеткой взмокшие от волнения ладони, когда водитель открыл дверцу и подал руку, приглашая меня выйти.

- Я вас провожу, - я не удостоила его ответом. Мне так хотелось на мгновение обмануться и заставить личного охранника Лаврова думать о том, что это я заставила его влиятельного босса ждать своего визита, а не покорно шла на заклание, как бедная овечка. Когда ты загнана в угол, тебе кажется что все без исключения окружающие люди прекрасно осведомлены о твоем состоянии и знают ситуацию в деталях. Вряд ли Дима делился с подчиненными своими планами, но я уже потихоньку впадала в эту привычную истерию проигравших все свои сражения. В зеркале отразилось двое людей, до безумия похожих друг на друга выражением лица – замкнутая невозмутимость, покер фейс на пике своего совершенства, впечатление железного контроля без единой эмоции. В моих глазах не было страха, и только стеклянный застывший взгляд говорил о том, насколько сильно я не желаю делать то, чего от меня сейчас потребуют за закрытыми дверями. Я гордо вошла в прохладный холл, не обращая внимания на молчаливого конвоира. Глупо было ожидать, что Лавров встретит меня в коридоре с букетом в руках или, что ближе к правде, длинным стеком. Я остановилась перед тремя темными дверьми. Не хватало только таблички «направо пойдешь – все потеряешь».